Джулия Джонс - Корона с шипами
По-видимому, Кэмрон понял, к чему относится кивок, и поднял руку в салюте. Он стоял на несколько шагов впереди своих солдат, побелевшие от напряжения пальцы сжимали рукоятку меча. Кэмрон не хотел сражаться со своими соплеменниками и, возможно, будущими подданными, но ему придется сделать это, потому что иначе, когда армия Изгарда займет Бей'Зелл, погибнет куда больше народу, в том числе и гэризонцев. Райвис не знал, есть ли у Торна реальные шансы взойти на престол Гэризона, но ему не хотелось расхолаживать Кэмрона. Он сам только что вновь начал обретать способность надеяться и верить.
Новый сокрушительный удар обрушился на ворота. Райвис выхватил изо рта запал, завернутый в пропитанную лигроином тряпку, и вытащил огниво. Счет пошел на секунды: лигроин испаряется практически мгновенно.
Райвис высек огонь — и в ту же минуту ворота треснули, одна из балок раскололась надвое, металлические поперечины ломались, как хрупкие косточки.
Райвис нагнулся к запалу. Начавшая уже высыхать материя вспыхнула синим пламенем. Он запрокинул голову назад, чтобы случайная искра не попала на осевшие на лице капельки лигроина, схватил горящий фитиль и замахнулся в ожидании самого проворного из врагов.
Долго ждать не пришлось. Через какую-то долю секунды среди развалин ворот появилось первое чудовище. Призвав на помощь всех пятерых богов, а заодно и самого дьявола, Райвис швырнул свой факел в костер внизу и побежал к лестнице. Он не успел сделать и нескольких шагов, как сплошная огненная стена выросла между остатками ворот и внутренним двором замка.
Раздался чей-то вой. Райвис спустился со стены и обернулся. Чудовище горело, как факел. За ним появилось и второе, тоже охваченное пламенем.
Райвис прикусил шрам на губе. Что же за сила сделала их такими?
Темные даже среди бушующего костра, эти твари, казалось, были порождением самой ночи; они заполняли собой пространство, поглощали воздух и свет. Огромные и бесформенные, они бросали вызов самому небу, попирали законы, которым подчиняется все, что живет и дышит под солнцем. Напрасно Райвис пытался рассмотреть их — чудовища напоминали колеблющееся и распадающееся на части отражение в подернутой рябью воде.
Сплошной черной массой чудовища лезли в ворота. Некоторые из них загорались, некоторые нет, но не останавливалось ни одно.
Как только Райвис спрыгнул во двор, Кэмрон подал сигнал лучникам. Смертоносный град обрушился на врагов. Стрелы со свистом рассекали воздух; Райвис почувствовал, как поднятый ими ветер обдувает щеки, а секундой позже услышал, как наконечники вонзаются в плоть чудовищ, как рвется кожа и трещат кости.
Чудовища выли и ревели. Стрелы попадали им в грудь, в горло, пробивали желудок и легкие, но ни одно ни упало, ни одно не отступило. Райвис языком провел по холодной проволоке шрама.
Чудовища лезли и лезли в ворота, телами забивая пламя, прокладывая путь тем, что шли сзади. Не обращая внимания на ожоги и льющуюся из ран кровь, они неумолимо надвигались на крепость.
Райвис одной рукой выхватил меч, другой нож и побежал к Кэмрону. Вот уж двадцать один год он не участвовал в сражениях, где силы были настолько неравны, где все было против него.
* * *— Нет, мисс. Вы сами должны вскрыть его. — Эмит вернул Тессе плоский, похожий на портфель мешочек из потрескавшейся от старости кожи. — Вам, а не мне подобает сделать это.
Тесса покорно наклонила голову. В горле у нее так пересохло, что больно было дышать. Когда она потянулась к коричневому, сшитому из двух половинок мешочку, царапина на руке снова открылась и начала кровоточить. Тесса зажала ранку ладонью и стиснула зубы, пытаясь овладеть собой.
Все произошло слишком быстро: обрушилась колонна, камень ударил ее по ноге, свеча погасла, а рука нащупала среди обломков кусочек мягкой кожи. Потом в пещере появился Эмит — и принес с собой свет для ее глаз, воду для пересохшего горла и спирт, чтобы протереть раны. И когда он бережно перевязывал их, боясь причинить лишнюю боль, Тесса поняла, как это важно, когда кто-то действительно беспокоится о тебе. Эмит был именно тем, кто ей нужен, он заботился о ней, как заботился еще недавно о своей матери.
Вместе они расчистили пространство у колонны, убрали осколки камней, булыжники и прочий мусор. Тесса стряхнула пыль с мешочка. Она не знала, был ли ее трофей спрятан под одним из обрушившихся камней и упал вместе с ним, или лежал на полу с самого начала. Это не имело значения. Метка Илфейлена стояла на нем, и стоило Тессе увидеть это замысловатое вытянутое И, все вокруг вообще перестало существовать для нее.
Они с Эмитом сидели скрестив ноги друг напротив друга в маленькой, с низким потолком комнатке, смежной с овальной пещерой. А рядом, на полу лежал кожаный мешочек, который некогда принадлежал Илфейлену, монаху с Острова Посвященных.
— Вот, мисс. — Эмит поставил рядом с ней два канделябра. — Я зажег все свечи. Теперь достаточно светло, можно начинать рисовать.
Рисовать? Так вот к чему привело ее кольцо: она должна нарисовать узор, который освободит этот мир от Короны. Тесса машинально поднесла руку к груди, ощупала золотые шипы.
— Мне нужна ваша помощь, Эмит, — сказала она, — я так мало знаю и умею.
Эмит не колебался ни секунды.
— Мисс, все мои силы, ловкость рук и знания — все ваше. Мне не суждено было родиться великим человеком, но все, чему я научился, что приобрел, будучи помощником брата Аввакуса, а потом мастера Дэверика, я с готовностью предоставляю в ваше распоряжение. — Эмит нежно улыбнулся, глаза его блеснули. — Матушка была бы недовольна, предложи я меньше.
Тесса сжала губы. Она не могла ни говорить, ни улыбаться. Сначала Райвис, теперь Эмит. Господи, чем же она заслужила любовь одного и безграничную преданность другого?
Острым ножиком из запасов Эмита она перерезала тесемки и открыла портфель. На руки ей посыпалась пыль, пыль, которая пятьсот лет хранила ни с чем не сравнимый аромат кожи и химические запахи веществ, входящих в состав красителей: меди, мышьяка, солей серной кислоты... Сам узор лежал между двух буковых дощечек, перевязанных бечевкой. Еще там было письмо, сложенное вчетверо и запечатанное воском, и аккуратно сложенньй кусок какой-то материи, похожей на шерстяную.
Тесса перевела дыхание. Эмит сидел рядом, притихший и безмолвный, как камни вокруг. Неверное колеблющееся пламя свечей отбрасывало странные блики на стены. Шум моря напоминал биение огромного пульса. Тесса сорвала печать и развернула письмо. Оно было написано четким, разборчивым почерком.
Друг, не осуждай меня и не презирай, если можешь. Нет нужды называть то ужасное, что было совершено моей рукой, мы оба знаем, что это такое и к каким последствиям повело. Я старый человек, я нарушил множество клятв и обетов, но сейчас я думаю не о гордыне, которая толкала меня все вперед и вперед, а о Вере, которая заставила меня оглянуться назад.