Роберт Джордан - Возрожденный Дракон
Заринэ встречала взгляды Айз Седай с улыбкой, но каждый раз, когда Морейн отворачивалась, непроизвольно сглатывала и вытирала лоб.
Перрину только оставалось восхищаться тем, как она улыбалась под взглядом Морейн. Сам он не осмелился бы так себя вести. Он никогда не видел, чтобы Айз Седай потеряла самообладание, уж лучше бы она кричала, впав в ярость, только б не смотрела так пристально. Он был согласен на что угодно. О Свет! Может, и не на что угодно! Может, проще все-таки безропотно сносить ее взгляды!
Лан сидел еще ближе к носу судна, чем Морейн. Его меняющий цвета плащ был упакован в дорожную сумку, лежащую у его ног. Якобы всецело поглощенный изучением лезвия своего меча, он, похоже, не очень-то скрывал, как забавляет его все происходящее на корабле. Иногда даже казалось, что на губах Лана появляется тень улыбки. Впрочем, в последнем Перрин не был уверен. Если захотеть, тень улыбки можно отыскать даже на кувалде. Обе женщины, без сомнения, принимали эти усмешки на свой счет, но, казалось, Страж оставался равнодушен к презрительным взглядам, которые они бросали на него из-под нахмуренных бровей.
Несколькими днями раньше Перрин слышал, как Морейн ледяным голосом спрашивала у Лана, что смешного он видит.
— Я никогда не посмею смеяться над тобой, Морейн Седай, — спокойно ответил тот. — Но если ты на самом деле собираешься отослать меня к Мирелле, я должен привыкать улыбаться. Говорят, что Мирелле любит шутить со своими Стражами. Гайдин должен уметь смеяться над остротами тех, с кем он связан узами. Ведь и ты часто отпускаешь язвительные замечания, над которыми можно посмеяться. Надеюсь, ты будешь шутить чаще, если я все-таки останусь с тобой.
Казалось, взгляд Морейн пригвоздит Лана к мачте, но Страж даже не моргнул. Рядом с Ланом холодная сталь показалась бы мятой жестью.
Команда наблюдала за Морейн и Заринэ в полном молчании, не отвлекаясь от работы. Капитан Адарра то и дело склонял голову набок, будто становился свидетелем того, чего не должен видеть. Теперь он не кричал, как вначале, а все распоряжения отдавал шепотом. Все знали, что Морейн — Айз Седай, все видели: она в дурном настроении. Перрин винил себя в том, что позволил девушке втянуть себя в яростный спор; и он не был уверен, что именно Заринэ, а не он первый произнес слова «Айз Седай», и то, что это стало известно команде, очень его беспокоило. Проклятая женщина! Он не знал, кого имел в виду, Заринэ или Морейн. Если она сокол, кто же тогда ястреб? Что получится, если мне на голову свалятся две такие особы? О Свет! Нет! Она не сокол, и кончено.
Единственным приятным следствием всего этого было то, что в присутствии рассерженной Айз Седай никто из матросов не смотрел лишний раз в его сторону.
Лойала нигде не было видно. Когда Морейн и Заринэ поднимались вместе на верхнюю палубу, он оставался в душной каюте и работал над своими записями. Так он утверждал. Лишь ночью огир выходил на палубу покурить свою трубку. Перрин не понимал, как тот переносит жару у себя в каюте, и полагал, что уж лучше общество Заринэ и Морейн, чем спертый воздух внизу.
Вздохнув, Перрин вновь посмотрел на Иллиан. Этот город, к которому приближалось судно, был таким же большим, как Кайриэн или Кэймлин, — собственно, других больших городов Перрин и не видел; Иллиан постепенно вырастал из огромного, простирающегося на мили болота, подобного морю волнующейся травы. У Иллиана не было стен, и весь он, казалось, состоял из дворцов и башен. Здания, сложенные из светлого камня, различались по оттенкам: сероватые, красноватые, даже зеленоватые; некоторые дома были покрыты белой штукатуркой. Скаты крыш, выложенные разноцветной черепицей, сверкали на солнце. Возле длинных причалов стояло множество судов, по сравнению с которыми «Снежный гусь» казался карликом. Суда жались к причалам в ожидании разгрузки или погрузки. В дальнем конце города расположились верфи, где можно было различить несколько больших кораблей, находящихся на разной стадии постройки — от остовов с толстыми деревянными ребрами до почти законченных, готовых к спуску на воду.
Наверное, Иллиан достаточно большой город, чтобы удержать волков на почтительном расстоянии. Да и вряд ли они будут охотиться на этих болотах. «Снежный гусь» значительно обогнал волков, следовавших за ним по берегу от самых гор. Теперь, как ни тянулся мысленно Перрин, он ничего не чувствовал. Необычное чувство опустошения, давшее ему то, чего он желал. После той, первой, ночи сны Перрина были его собственными — по большей части. Иногда Морейн холодным тоном справлялась о них, и Перрин говорил правду. Дважды он оказывался в том причудливом волчьем сне, и оба раза появлялся Прыгун и прогонял его прочь, говоря, что он еще слишком молод, слишком неопытен. Перрин не понимал, что ценное для себя Морейн извлекает из его слов, — она ничего не объясняла, но несколько раз говорила, чтобы он был осторожен.
— Как будто я и сам не знаю, — ворчал Перрин. Он уже почти привык к тому, что погибший Прыгун вроде бы и не мертв — по крайней мере, в волчьих снах. За спиной у Перрина вновь послышались шарканье сапог капитана Адарра и его тихое бормотание, — капитан не решался заговорить громко.
Канаты, раскручиваясь, полетели с судна на берег. Пока их обматывали вокруг каменных кнехтов, стоящих вдоль причала, хрупкого сложения капитан бегал по палубе, яростно шепча приказания. Судно было оснащено специальным механизмом для спуска лошадей на причал, который был установлен по прибытии так же быстро, как и основные сходни. Боевой конь Лана неожиданно начал лягаться, чуть было не сломав стрелу, которой его поднимали. Огромному лохматому жеребцу Лойала потребовались две грузовые стрелы.
— Честь… — зашептал, поклонившись, Адарра, когда Морейн ступила на широкие сходни, — большая честь для меня услужить вам, Айз Седай.
Она закрыла лицо своим глубоким капюшоном и прошествовала на берег, даже не взглянув на капитана.
Лойал не вышел из каюты, пока все, включая лошадей, не оказались на причале. Огир, неуклюже ступая по доскам сходней, двинулся на пристань, на ходу пытаясь надеть свою длинную куртку, несмотря на то что руки его были заняты огромными седельными вьюками и свернутым в скатку полосатым одеялом, да и на локте у него висел плащ.
— Я не заметил, как мы прибыли, — громыхнул его голос, впрочем, слегка приглушенно. — Я перечитывал свою… — Тут он, взглянув на Морейн, умолк.
Та, казалось, была всецело поглощена наблюдением за тем, как Лан седлает Алдиб, но уши у огир нервно задергались, совсем как у кота.
Его записи, подумал Перрин. Надо будет как-нибудь посмотреть, что же он там обо всем этом написал.
