Юрий Нестеренко - Крылья
Не закончив фразы, я резко развернулась и метнула нож. На самом деле это даже хорошо, что Ллуйор не прекратил считать — по голосу я точно знала, что он остается на том же месте. И бросок вышел великолепно — нож Хейги вонзился точно в сердце друга моего детства. Рот, уже открытый, чтобы сказать «пять», судорожно дернулся, как при рвотном позыве, и выплюнул сгусток крови. Ллуйор все же успел нажать на спуск, но о меткости речь уже не шла — пуля ударила в гладкий борт флаера и срикошетила в тйорла одного из налетчиков. Раненое животное с трубным ревом взвилось на дыбы, сбрасывая седока. Грохнули еще два выстрела, одна пуля оцарапала мне щеку, но я, пригнувшись и прыгнув на руки через тело Раджива, уже перекатывалась по брусчатке в сторону крыла.
И в этот момент дверца открылась.
Конечно же, все мои манипуляции с ней были лишь отвлекающим маневром, у меня не было никаких шансов ее открыть. Значит, существовало только одно объяснение — Раджив был еще жив! Он был жив, и он решил помочь мне, несмотря на строжайший запрет передавать человеческую технику в руки «представителей низших культур». Я не могла представить себе, чтобы кто-либо с такими травмами головы мог оставаться в живых и в сознании, но, с другой стороны, я никогда не имела дела с нанохилерами…
Бандиты всего этого не знали и, должно быть, решили, что дверь все-таки открыла я. А скорее им было наплевать, кто ее открыл, главное — результат. Они бросились к дверце, но для этого троим из них нужно было сперва соскочить с тйорлов, а четвертому — прийти в себя после падения. Я успела запрыгнуть в кабину на мгновение раньше их, скользнула на правое кресло, одновременно нажимая кнопку под панелью — есть, пульт поднялся в рабочее положение, — и обеими большими пальцами правой руки вдавила кнопки включения компьютера и махового режима. Бандиты столкнулись возле двери, это позволило мне выиграть последнее необходимое мгновение. Опуская дверцу, флаер выпрямил ноги, сразу же оказываясь значительно выше роста аньйо, дабы иметь простор для взмаха крыльев, а в следующий миг левое крыло разбило голову не успевшему убраться налетчику. Машина оторвалась от земли, и я включила реактивную тягу на малый газ.
Только теперь, посмотрев вниз, я увидела, что бандитов было даже больше — просто троих из них, прикрывавших своих сообщников справа, я не видела из-за корпуса флаера. Эти трое, видимо, вели перестрелку с часовыми дворца, вынудив последних отступить и запереться в здании, — во всяком случае, трупов на крыльце не было. Но почему по преступникам не стреляли из окон?
Мысли о стрельбе, конечно же, напомнили мне о пушках флаера. Раджив говорил, что блокирует систему управления оружием, когда вручал мне управление. Но перед посадкой он забрал управление у меня, так что, может быть, снял и блокировку оружия. А если не сделал это тогда, то мог сделать сейчас, когда открыл дверь.
Я заложила вираж над площадью. Бандиты, за исключением Ллуйора и второго покойника, растерянно суетились внизу. Моя левая рука легла на мышку. Раджив говорил, что это название мелкого грызуна с их планеты; если так, то это, должно быть, довольно причудливое животное. Я уверенно навела прицел и впервые нажала правую кнопку.
В первый момент ничего не произошло, но это лишь потому, что я начала стрелять, не выдвинув пушки в боевое положение. Но они сами исправили мою оплошность; я увидела их сквозь прозрачную часть стенок — два тонких черных ствола по бокам, один сверху, еще один был скрыт от меня полом. И четыре тонкие бледные прямые соединили эти стволы с бандитом, гарцевавшим верхом на тйорле. Сверкнула вспышка, и в следующую секунду на том месте валялись лишь какие-то обугленные куски. Другие налетчики в ужасе шарахнулись врассыпную.
Работает! Ну теперь держитесь, твари. С этого захода я больше никого подстрелить не успела — под брюхом флаера уже мелькали крыши; я снова развернулась к площади и перешла на маховый режим, чтобы скорость не мешала целиться. Рулить флаером так было тяжелее, но это и не требовалось — повинуясь движению мышки, пушки послушно поворачивались в нужную сторону. Если некоторым из них мешал корпус флаера, они не стреляли, но остальные исправно делали свою работу.
В закрытой кабине я не слышала звуков снаружи, но могла себе их представить — эти истошные вопли бегущих в панике и сжигаемых заживо бандитов. Один, второй, третий… Я чувствовала себя богом, карающим нечестивцев небесным огнем. Двоих я настигла уже в проулках. Не ушел никто.
Так, теперь Раджив. Мне впервые в жизни предстояло совершить полностью самостоятельную посадку, и притом максимально точно, — отбегать далеко от флаера и тащить Раджива по открытой местности мне совсем не хотелось. С первого захода я не дотянула до цели; машина, почуяв опасно малую высоту, сама выпустила опоры и в следующий миг спружинила ими о брусчатку. Я приподнялась, попробовала двинуться вперед на малой скорости — меня начало мотать по крену и тангажу, причем мои попытки исправить ситуацию движениями ручки только еще больше раскачивали машину. Вспомнив советы Раджива, я поставила ручку нейтрально — и действительно флаер вскоре выровнялся сам.
Однако за всеми этими манипуляциями меня отнесло на край площади. Впереди в опасной близости замаячили стены домов; пытаться лететь хвостом вперед я не рискнула, пришлось медленно и осторожно разворачиваться. Наконец, после еще двух промежуточных касаний и одного взмывания мне удалось, хотя и не очень мягко, примостить флаер где-то в десяти локтях от Раджива. Ближе я не рискнула, боясь задеть его опорой.
Ох, как мне не хотелось выключать силовую установку, открывать дверцу и выходить наружу! Хотя на площади и не осталось живых бандитов, но, в конце концов, когда началась стрельба, она тоже выглядела пустынной… Однако делать было нечего — если, конечно, я хотела спасти Раджива. Флаер сложил ноги, я выскочила на брусчатку, подбежала к неподвижному телу (если Раджив и был в сознании, поза его не изменилась) и подхватила его под мышки. Голова пилота запрокинулась, в шлеме плескалась густеющая кровь… Я тащила его как во сне, когда нужно бежать, а ноги тебе не повинуются. Каждый миг я ждала не только выстрелов, но и того, что дверца закроется и больше не откроется.
Однако не случилось ни того, ни другого. Я втащила пилота внутрь и уложила на задние сиденья, рассудив, что лежать ему будет лучше, чем сидеть. Особенно меня пугал глаз — пусть уж лучше лежит на щеке, уткнувшись в нос, чем болтается в шлеме на ниточке нерва…
Флаер снова взмыл в воздух, и, набирая высоту, я впервые окинула взглядом не только площадь, но и прилегающие улицы. Они действительно были перегорожены далеко от дворца. И караулы везде спокойно стояли на своих местах — нигде никаких признаков прорыва, никакой суеты и тревоги…
