Карина Демина - Семь минут до весны (СИ)
Он же, вытерев губы платком, поспешил заверить, что это простуда.
Лгал.
Отец сказал, что люди всегда лгут, когда боятся или когда злятся, или просто так, без повода… а в тот раз он разозлился на эту ложь. И обиделся, пожалуй.
Да, теперь Ийлэ лучше его понимает. Он так долго был рядом с этим человеком, а тот все равно отказал ему в доверии…
…он помог.
…на третий день, когда сумел перерасти обиду, поднялся на третий этаж и долго оставался там. А мама сказала, что отец умеет кое-что, но говорить об этом не следует.
Лечить людей не принято.
Почему?
Ийлэ не спросила тогда, а теперь… теперь она лишь удивлялась тому, что ненавистный гость вытянул очередную нить из клубка ее памяти.
Камердинер спустился таким же иссушенным, бледным и нервозным.
Хотя нет, пожалуй, Видгар из рода Высокой меди не нервничал, а если и нервничал, то весьма умело это скрывал. Он держался независимо и просто, будто бы сам этот дом принадлежал ему…
…и не только дом.
…стал, опершись на балюстраду, озирается.
Высматривает кого-то.
Видит Ийлэ?
Она не собиралась выходить из комнаты, но вдруг поняла, что не способна усидеть взаперти, что стены давят, а потолок, высокий потолок с белой лепниной, того и гляди упадет. Дом был надежен, Ийлэ знала это, но все равно ощущала, как потолок проседает.
Сбежала.
Райдо не обрадуется.
Он вернется.
Скоро.
И будет притворяться больным. И расскажет про встречу. И еще, наверное, об этом Видгаре, ведь если он не ушел, то им удалось договориться. И как быть, если он вообще не захочет уходить? Ийлэ придется прятаться и дальше?
— Я тебя вижу, — сказал Видгар, и Ийлэ попятилась. — Не убегай.
Замерла.
Следовало уйти, потому что…
…он не причинит вреда.
Райдо не позволит… он женился на Ийлэ и согласия не спросил. Она бы, конечно, не согласилась, и наверное, именно поэтому Райдо поступил так, как поступил… он всегда делает именно то, чего хочет сам.
Или как считает правильным.
И оказывается прав. И значит, Видгар — тоже часть его правоты, которую Ийлэ пока не способна понять. Она, как отцовский камердинер, не верит?
Это обидно и…
…а ведь отец должен был чувствовать болезнь. Если он умел лечить, то… какие путаные, неуместные мысли. Почему он прямо не спросил?
Ждал?
И Райдо ждет. И этот, внизу… серый костюм. Серое лицо.
Сел на ступеньки, спиной к ней, и глядеть на эту сгорбленную спину неудобно. Ийлэ хотелось снова посмотреть в его лицо, убедиться, что нет тех, неправильных черт, которые напомнят ей…
— Тебе нет нужды бояться меня, — Видгар говорил тихо, и поневоле пришлось сделать шаг.
Всего один.
А потом второй.
Третий и четвертый, до вершины лестницы. Сама лестница, лежащая между ними, это уже достаточная гарантия безопасности Ийлэ. Пока он поднимется, он успеет убежать.
Конечно.
И потому стоит. Смотрит. Ждет продолжения разговора.
— Я не враг тебе. И точно не враг твоей дочери.
Видгар все-таки повернулся.
А профиль похож, тот же тяжеловатый нос с горбинкой, и линия подбородка, и сердце стучит, а пальцы немеют. Они вцепились в перила, и хорошо, потому что Ийлэ не уверена, что сумеет устоять, если перила отпустит.
Слабая.
И трусиха.
— Но не буду лгать, называя себя твоим другом, — Видгар покачал головой, будто сам удивляясь, что такая нелепая мысль вообще пришла в его голову. — Я предпочел бы, чтобы тебя не было вовсе… это избавило бы меня от многих проблем.
Откровенен.
И за это, пожалуй, следует быть благодарной.
Ийлэ кивнула, пусть он и не увидел кивка, но кажется, все понял верно.
— Ты тоже была бы рада, если бы я не появлялся. Однако ты существуешь. И я существую. И у нас есть общий интерес…
— Интерес? — шепот и слово царапает горло.
Нани — не интерес. Она живая.
И учится сидеть. У нее не получается долго, заваливается то на один бок, то на другой, но не расстраивается, она вовсе расстраивается редко, а улыбается часто. И от этой улыбки сердце замирает.
Еще от ужаса при мысли, что ее могло бы не быть.
Если бы Ийлэ…
Если бы…
— Да, пожалуй, я неверно выразился… ты познакомишь меня с ребенком? — он развернулся и поднялся. Медленно… и в плавных его движениях не было угрозы.
Пожалуй, что не было.
— Я понимаю, что ты не слишком рада меня видеть… и быть может, ненавидишь…
Замолчал.
Уставился. Смотрит исподлобья, ожидая.
— Нет, — сказала Ийлэ.
Его ей ненавидеть не за что. Райдо прав в том, что этот мужчина — не Бран… отец Брана, но не он сам… и он, наверное, виноват в том, что Бран стал чудовищем.
Или нет?
И как знать, кем станет Нани, ее Нани, которая сейчас лежит на медвежьей шкуре, наверняка, перевернулась на живот и теперь ерзает, пытается ползти. Она ловит длинный мех, и дергает, и тянет в рот.
В последнее время она абсолютно все тянет в рот.
И еще пузыри пускает, а слюню текут по щекам, и Райдо уверен, что дело в зубах и дальше будет хуже, но опиума давать нельзя. Ийлэ с ним согласна: опиум не для детей.
— Нет, — жестче повторила она. — Я… понимаю, что ты другой. Возможно.
— Хорошо.
Ийлэ не знала, что в этом хорошего. А Видгар пояснил:
— То, что ты понимаешь или хотя бы пытаешься понять… так познакомишь?
Ийлэ, подумав, кивнула, но сочла нужным уточнить:
— Не сегодня.
Сегодня она вернулась в комнату Райдо и аккуратно притворила за собой дверь. На цыпочках подошла к шкуре, легла рядом с Нани, которая устала ползать и уснула, а во сне выглядела такой трогательно-беззащитной, что Ийлэ стало совестно — нельзя оставлять детей одних.
Особенно теперь.
Особенно, когда в доме столько чужаков.
— Мне он не нравится, — сказала она шепотом, уверенная, что даже во сне Нани ее слышит. — Но я верю Райдо. Пытаюсь верить.
Ийлэ коснулась посветлевших волос, которые отрасли и теперь завивались, хотя и у нее, и у Брана волосы были прямыми.
— Если бы ты знала, до чего это сложно — верить кому-то…
Представление.
Весь дом — театр, и Ийлэ в нем играет, у нее множество ролей, и не все даются легко.
Зрители привередливые.
Следят за каждым шагом, за каждым словом… Ийлэ боится сказать неверные слова. Или оступиться. Или просто сделать что-то, что нарушит весь план.
Он ведь есть?
Райдо говорит, что есть, но вот подробностей не рассказывает.
