Дмитрий Воронин - Живой щит
Сверкнувшая из глаз Аманды молния способна была спалить если и не город, то уж пару деревень наверняка. Рейн, впрочем, это тоже заметил — в глубине души он, возможно, и верил в хорошо развитое чувство юмора своей подруги, но намек понял и должные выводы сделал.
— …что нам уже пора двигаться дальше.
Дальше так дальше, кто бы спорил. Разумеется, и я не горел желанием снова ночевать под открытым небом, тем более, как справедливо заметил граф, впереди была самая настоящая и у каждою в жизни единственная Первая Брачная Ночь, каковая должна проистекать так, чтобы запомниться на всю оставшуюся жизнь.
Прежний порядок следования возобновился, и мы снова двинулись вперед по пустынной дороге. Медленно уплывали назад вспаханные поля, редко кое-где копошились крестьяне, что, кстати, мало вязалось с уверениями трактирщика насчет замеченных в окрестностях орков — как-то уж очень спокойны были местные жители, я бы даже сказал — недопустимо спокойны. В конце концов, независимо от степени правдивости нашего излишне предупредительного хозяина, орки здесь действительно водились, стараниями братца графа, если и не сейчас, то в очень недалеком прошлом, и так откровенно расслабляться, пожалуй, не следовало.
Отсюда я сделал вывод, неправильный, как оказалось вскорости, что вокруг царит исключительно мир и благодать. Пора было бы привыкнуть, что за такими скоропалительными выводами обычно тут же следует какая-нибудь особо изощренная пакость.
Солнце уже почти стояло в зените, когда мы наконец достигли опушки леса. К тому времени я начал несколько сожалеть о том, что на мне не надеты доспехи, как бы глупо это ни звучало. Конечно, лишние полета килограмм еще никому самочувствия не улучшали, но, с другой стороны, подарок барона фон Ридерау благодаря своим древним магическим особенностям здорово напоминал скафандр с терморегулировкой, а вот в кольчуге, надетой поверх стеганой куртки, я порядком запарился — лето на дворе… ну, почти лето.
Алия остановилась перед первыми же деревьями, на ее лице отражалась напряженная работа мысли. Сомневаюсь, чтобы мою колдунью озаботила какая-то не стоящая внимания мелочь, поэтому я придержал Голиафа и, не вмешиваясь в процесс, стал ждать, когда к нам подтянутся наши спутники.
— В чем дело? — поинтересовался Рейн.
— Крикун… — задумчиво ответила маркиза.
— Да, слышу, — безразлично пожал он плечами. — И что?
— С чего это он разорался?
— Мало ли… медведь, волк. Вы, маркиза, становитесь излишне мнительной, вам не кажется?
— Не кажется, — отрезала она. С моей точки зрения, это прозвучало несколько грубовато.
— Меня никто не хочет просветить, в чем дело? — поинтересовался я.
— Ах, простите, Стас… все время забываю, что вы здесь человек относительно новый. — Рейн усмехнулся, разводя руками. — Здесь водится одна интересная птичка. Сама по себе она ни малейшей ценности не представляет, да и мелка, одни кости. Но наглая — слов нет. Как встречает на своей территории какую живность крупнее собаки, начинает громогласно изъявлять протест. Слышите, звуки из лесу доносятся?
Звуки я слышал, разумеется, — если смешать карканье смертельно обиженной вороны со скрипом железа по стеклу, то получится жалкое подобие этого, простите, «пения».
— Да уж, явно не соловей.
— Это у вас там образец благозвучия, как я понимаю? Вот именно, сладкоголосым крикуна не назовешь. Одна радость, его территория обычно невелика, несколько рядом стоящих деревьев. Охотники обычно к нему относятся благосклонно — во-первых, крупную дичь издалека, можно сказать, слышно, и, во-вторых, за этим бедламом самого охотника зверь не услышит, разве что учует.
— Я так понимаю, что Алия опасается присутствия в лесу… посторонних?
— Господи, да это может быть все, что угодно, от медведя до сбежавшей с ближайшего хутора свиньи. О… замолчал.
Что ж, замолчал и замолчал. Но тревога Алии поневоле передалась и мне, а за последнее время я проникся к своим инстинктам определенным уважением. И все же то ли из мальчишеской удали — пора изжить, да все никак не получается — либо из нежелания показать себя перестраховщиком, доспехи я надевать не стал. Тем более что среди деревьев жара обещала смениться приятной прохладой и было куда приятнее дышать полной грудью свежим лесным воздухом, чем втягивать в себя далеко не самые приятные запахи потного подшлемника в магии они, гномы, может, и доки, но мало-мальскую вентиляцию в своем творении предусмотреть — где уж там.
Постепенно деревья сомкнулись за нами, здесь, не в пример степи, дорога немилосердно петляла. Мы держались вместе, и не только, чтобы не потерять друг друга из виду, а еще и потому, что лес внушал куда больше опасений, чем просматриваемая на лиги… блин, на километры вокруг степь. Хотя мысль о том, что паранойя определенно заразна, временами меня посещала.
Интересно, почему все здешние леса кажутся мне столь красивыми — нельзя сказать, что я так уж редко сталкивался с девственной природой, слава богу, дышал не только городскими выхлопами. И все же я снова и снова не уставал любоваться величественными деревьями — могучими, замшелыми… Никакой парк, сколь бы он ни был ухожен и вылизан, не сравнится по степени очарования с девственным лесом. Я с наслаждением впитывал в себя ощущение чистой, не тронутой тлетворным влиянием человека природы, и…
И чуть было не пропустил момент нападения.
Из придорожных кустов высыпала толпа орков. Я уже с этими тварями сталкивался, поэтому мог с уверенностью сказать — эти были поопаснее, по крайней мере существенно крупнее. И вооружены по большей части не ятаганами, которые про- тив длинного меча, дополненного добрым кинжалом, оружие несерьезное, а тяжелыми топорами — от таких не спасет и панцирь, даже если выдержит удар, а попадет такая железка по голове, и прости-прощай сознание.
Первый же из нападавших получил метательный нож в горло, под оскаленные клыки, и нырнул мордой в траву. Рейн, который уже успел оценить мои способности к владению этим видом оружия, заставил коня прянуть в сторону, освобождая мне траекторию для следующего броска — и тут же наотмашь рубанул мечом еще одну тварь — клинок высек сноп искр из грубо сработанного железного шлема, без особого труда рассекая металл и спрятавшийся под ним череп.
Я спрыгнул на землю, попутно вогнав короткое лезвие в глаз еще одной твари. В отличие от большую часть сознательной жизни проведшего в седле Рейна я куда увереннее чувствовал себя на двух ногах, чем на четырех. К тому же с этих уродов станется убить коня, а Голиаф, оказавшись налегке, вряд ли кого к себе подпустит. Да и Рейн, как я заметил, тоже спешился — в этой свалке лучше самому слезть с коня, чем завалиться вместе с ним.
