Дэвид Дархэм - Кровавое заклятие
— Поклянись предками, что никогда не выступишь против меня. Поклянись, что всегда будешь мне подчиняться. Поклянись — и я оставлю тебе жизнь. Иначе умрешь прямо сейчас. И мне ничего за это не будет. Ты и сам знаешь.
К великому стыду Маэндера, слова полились из него словно сами собой. Возможно, именно это до сих пор заставляло его хранить верность клятве, которую он дал в ту ночь. Жгучий стыд, терзавший его и по сей день. Столкнувшись лицом к лицу со смертью, он сдался. Маэндер лежал, парализованный ужасом, страшась того, что он может потерять жизнь, не успев совершить подвигов. Да, он знал, что поддался непростительной слабости. Хэниш пригрозил ему единственной вещью, которая действительно могла напугать мейнского мужчину: умереть, не успев покрыть свое имя славой. Горькая ирония! Согласно мейнскому кодексу чести Маэндеру следовало высмеять угрозы Хэниша и отказать ему. С равнодушной улыбкой принять самый худший из всех мыслимых исходов. А он не сумел.
Может быть, Маэндер не пережил бы позора, но дальнейшее немного примирило его с действительностью. Услышав слова клятвы, Хэниш как-то разом обмяк. Маэндер услышал его резкое, прерывистое дыхание и через несколько секунд понял, что брат плачет. Горько рыдает, сотрясаясь всем телом и захлебываясь слезами. Маэндер не шевельнулся и не напомнил брату, что тот все еще держит нож у его горла… С тех пор они никогда не говорили об этой ночи, но Маэндер ни на миг не забывал о ней. Никогда.
А теперь… теперь Хэниш стоит на пороге величайшего триумфа. Маэндер же, напротив, испоганил дело, не выполнил задания. Вот и все, чего он достиг. Полного провала. Нет, это вовсе не означало поражения Мейна. Аливеру не под силу остановить Хэниша, когда тот начнет церемонию освобождения предков. Когда предки снова придут на землю, они станут неодолимой силой. Любые уловки, хитрости и стратегии, которые они с братом способны придумать, — ничто в сравнении разрушительной яростью возрожденных Тунишневр. Удерживая армию Аливера на севере Талая, Маэндер помогал брату без помех выполнить задуманное. Не так уж мало, конечно. Однако беда в том, что сам Маэндер Мейн так и не займет достойное место в этом мире. Не покроет себя неувядаемой славой. Не останется в истории. Кто вспомнит о нем? Кто будет воспевать Маэндера, когда Хэниш достигнет того, к чему его народ стремился более двадцати поколений? Брат был прав: его клинок по сей день остался у горла Маэндера. С той ночи — и навсегда.
Поразмыслив над этим, Маэндер решил, что остался только один достойный способ обелить себя. Он прикажет генералам повременить с завтрашним наступлением. Маэндер собирался начать утро немного иначе. Он знал, что не переживет этот день, но не важно. Если он присоединится к сонму живых мертвецов, то будет освобожден заодно с ними в ближайшие дни. Маэндер станет одним из Тунишневр, одним из предков, которых брат обязан почитать. В любом случае слишком уж долго он тянул, пора увидеть лицо врага. Сам Хэниш — и тот никогда не встречался с Акаранами на поле боя. Если Маэндеру удастся выполнить свой план, даже Хэниш не сумеет отобрать у него славу.
Выйдя на следующее утро из шатра, Маэндер был абсолютно спокоен. Никакие мысли и чувства, бурлившие внутри, не отражались на неподвижном лице. Он держался и вел себя как обычно. Маэндер покинул лагерь вместе с небольшим отрядом личных телохранителей-пунисари. Они шли по полю под косыми лучами восходящего солнца. Высокие, статные воины с загорелыми лицами, бесстрастные, словно каменные изваяния. Их волосы цвета бледной соломы, ниспадавшие ниже плеч, были спутаны — по традиции, долженствующей напомнить о тех временах, когда предки уходили в далекую северную ссылку. Все спутники Маэндера знали, куда и зачем они идут, но никто из них не колебался ни секунды. Маэндер стянул вместе три свои косицы с вплетенными в них разноцветными лентами, которые обозначали число людей, убитых его рукой. Маэндер был одет в серую тальбу; единственное его оружие — илахский кинжал — покоился в ножнах на животе.
Маленький отряд пересек поле, перекореженное недавней битвой, и приблизился к акацийскому лагерю. Маэндер нес в руке знамя парламентера. На его губах блуждала странная улыбка, а лицо выражало смирение и покорность судьбе.
Глава 65
Бумажный лебедь ожидал ее возле порога. Должно быть, кто-то сунул его в щель под дверью. Впрочем, не вполне понятно, как это было проделано, учитывая, что лебедь стоял вертикально, а щель была не настолько широка, чтобы стилизованная фигурка сумела протиснуться в нее, не смявшись. Под лебедем лежала записка — просто бумажная ленточка, такая тонкая, что оказалось непросто подобрать ее с пола. Коринн аккуратно подцепила бумажку ногтями. «Примите этот подарок, — прочитала она, — в случае, если он вам нужен».
Подписи не было, но Коринн знала, кто прислал лебедя. Она недоумевала, как агентам сэра Дагона удалось проскользнуть мимо внешней охраны. При мысли о том, что, возможно, они побывали в ее комнате, пока она спала, кожа Коринн покрылась мурашками. Она поднесла лебедя к лицу и осторожно понюхала. Никакого запаха. Сжав бумажную фигурку в пальцах, она ощутила упрятанные внутри шероховатые кристаллики. Коринн знала, что эти зернышки выделяются из корней дикого цветка посредством процесса, известного только Лиге. Они представляли собой смертельный яд без вкуса и запаха, не оставлявший в организме никаких следов. Коринн снова посмотрела на записку, но та раскрошилась и осыпалась хлопьями. От нее не осталось ничего, кроме беловатой пыли на пальцах и на полу. Сквозняк из-под двери быстро развеял ее.
Коринн находилась в своих старых покоях, где иногда ночевала, если Хэниша не было дома. Здесь она могла уединиться, отгородившись от всего мира, а одиночество все более привлекало Коринн. Ей нужно было управиться с водоворотом мыслей и чувств, бурливших внутри. Сегодня утром принцесса проснулась с уверенностью, что несколько следующих дней полностью изменят ее жизнь. Лебединое послание только упрочило веру Коринн. Небольшое, но веское подтверждение тому, что движущие силы мира на ее стороне. Зная, что не стоит держать лебедя в руках слишком долго, принцесса сложила крылья птички и сунула ее за пояс.
Затем Коринн вернулась в будуар и села на табурет возле туалетного столика с зеркалами, отразившими ее лицо с разных сторон. Коринн собиралась поразмыслить о грядущих событиях, однако помедлила, изучая себя в зеркалах. Ее немного подташнивало, как часто бывало в последнее время. С каждого ракурса лицо принцессы выглядело по-другому. Она казалась себе то жалкой, то очень хорошенькой, то нежной, то взволнованной, то самоуверенной, то… злой. Да, глядя вот на этот профиль слева, Коринн увидела незамеченную прежде жесткую складку в уголке рта и зловещий блеск в глазах, и странную, невесть откуда взявшуюся манеру агрессивно вздергивать подбородок. Будто само ее лицо превратилось в оружие, приготовленное к бою. Коринн не нравилось то, что она видела в зеркале. Во всяком случае, иногда. В иные моменты такое зрелище вполне устраивало ее, а временами принцесса казалась себе отвратительной. Какое из этих лиц она покажет Хэнишу, когда тот вернется?
