Андрэ Нортон - Стража Колдовского мира
Симонд снова шевельнулся. Упёршись руками в землю, он приподнял туловище, но голова его бессильно повисла, словно у него не хватило сил её поднять.
— Симонд! Симонд!
Быть может, её призыв долетел до него, и не давал ему лежать, спокойно дожидаясь смерти.
— Охотник!
Это слово прозвучало так властно, что оторвало всех от созерцания погибающего человека на другом берегу.
То заговорила Одга. Она тоже пришла на берег. Однако это была новая, незнакомая Одга, не та несчастная девушка, сломленная ударами судьбы, лишённая даже того, что от рождения было дано ей природой, какой её знала Трусла. Приблизясь к Оданки, молодая салкарка одними кончиками пальцев дотронулась до его мускулистой руки. Он вздрогнул и открыл было рот, но так и не успел ничего сказать. Одга опередила его быстрым вопросом:
— Ведь ты хорошо знаешь лёд. Решился бы ты перейти, если бы появился воздушный мост? Но только ты один… — прибавила она, немного подумав. — Мне ещё многому нужно научиться.
— Мост? — повторил он в недоумении, словно не веря собственным ушам, так ли он её расслышал. — Для того, чтобы перебросить тут мост… — начал он объяснять, показывая рукой на вздувшуюся реку.
Трусла увидела, как у шаманки сузились глаза, затем Инквита вмешалась в спор:
— На охоте тебе ведь случалось, гоняясь за ластоногими, перепрыгивать со льдины на льдину. Ты мой щит и телохранитель, и я спрашиваю тебя, если найдётся мост — решишься ли ты по нему перейти?
Он затряс головой, точно не мог поверить, что Инквита болтает какую-то чепуху.
— Я на всю жизнь в долгу перед господином Симондом! Разве не он вырвал меня из самых зубов мерзких червей! Так покажи мне свой мост!
Одга отошла немного в сторону, как всегда делала Фрост, когда начинала вызывать Силу. Она широко раскинула руки, и между её ладонями раскинулась длинная полоса радужного мерцания, точно такая же, как те, что перебегали по стенам ледяных чертогов.
Она распустила веером пальцы левой руки, и с берега на речную воду метнулась радужная лента. «Как леска с удочки рыбака», — подумала Трусла, вспомнив Торовы болота. Кончик радуги опустился на плывущую льдину, которая была шире других, и потянул её к берегу. Затем он поймал другую и третью. Хотя волны и заплёскивали на льдины, Одга не тратила сил, чтобы их обуздать, потому что река протекала внизу, а льдины повисли в воздухе, — мост был готов.
— Беги побыстрее, — сказала Одга, — Потому что я не знаю, как долго…
Оданки уже успел сбросить с себя длинный меховой балахон и положить на землю лук и колчан. Однако копьё он взял с собой, и пользовался им таким способом, какого ещё никогда не видывала Трусла: он с разбега отталкивался им, как шестом, чтобы перепрыгивать с одной качающейся льдины на другую. Трусле хотелось закрыть глаза, ей казалось, что попытка, которую затеял охотник, превосходит все человеческие возможности.
Однако льдины, хоть и качались, но не сбрасывали его в реку. Глубоко воткнув копьё в край противоположного берега, он подтянулся и очутился на суше. Несмотря на то, что латт стал сильнее хромать, он передвигался быстро, почти что бегом.
Добежав до тёмного пятна, каким с другого берега выглядел Симонд, он, немного повозившись, взвалил его себе на плечо, как, наверное, взваливал добытую на охоте дичь. Рядом с Труслой Инквита издавала короткие резкие крики, словно большая птица, которая подбадривает себя перед решительными действиями.
У Одги было такое выражение лица, которое напоминало Фрост в минуты, когда та вызывала Силу. Неуловимо изменились даже типично салкарские черты её лица — это была Одга и в то же время как бы не Одга. Но светящаяся радуга по-прежнему вытекала из её рук.
В два шага Инквита оказалась у неё за спиной. Она сняла рукавицы и перчатки и осталась на морозе с голыми руками. Протянув руки, она обхватила пальцами шею Одги, белевшую над опущенным по плечам капюшоном. Глаза Инквиты были закрыты, и её лицо приняло выражение глубокой сосредоточенности.
Как ни старался Оданки, но он не мог бежать с прежней быстротой. С Симондом на плечах латт пошатывающейся походкой спускался к берегу. Дойдя до края, он на миг остановился, поудобнее перекинул свою ношу и сделал первый прыжок. Под их двойным весом льдина опустилась и нырнула в воду, но Оданки уже перепрыгивал на следующую ледяную плиту своего моста.
Трусла сама не могла бы сказать, что подтолкнуло её к тому, что она сделала в следующую минуту. До этого она стояла, оцепенев от страха, но тут вдруг почувствовала на своей ладони прикосновение маленькой лапки, и когда Канкиль потянула её за собой, она оказалась в состоянии сдвинуться с места и подошла к Инквите. Свободной лапкой Канкиль взялась за свисающую руку шаманки.
Трусла ощутила, как из её тела исходит какой-то ток. Но она продолжала с равномерными промежутками, словно волшебное заклинание, повторять имя Симонда, и при этом чувствовала, что так же, как из шаманки переливается Сила в Одгу, так и она включилась в эту общую силовую цепь. Она ощутила необыкновенный подъем воспрянувшей воли и всей душой старалась влить в эту цепь как можно больше своей силы.
Охотник уже миновал середину реки. Но Трусле вдруг показалось, что радужные полосы, по которым пролегала дорога, перестали гореть ровным светом, они то бледнели, то вновь разгорались ярче, словно сила, которая их поддерживала, была уже на исходе.
Джоул вместе с капитаном лихорадочно возились с длинной верёвкой, причём однорукий капитан часто только мешал своему товарищу делать полезное дело. Наконец капитан взял его в свои руки, связал на конце петлю и, прикинув расстояние привычным взглядом моряка, размахнулся и бросил конец. Петля точно попала на Оданки, а на берегу капитан держал другой конец верёвки. Радужные полоски замерцали, угасая, но салкары уже подоспели на помощь и изо всех сил потянули за верёвку. Оданки с размаху налетел на береговой откос. Одга опустила руку. Огни погасли, но шаманка уже прибежала на помощь, а вместе с нею и Трусла.
Бросившись плашмя на землю, они схватили и стали тащить обоих наверх, и общими усилиями кое-как выволокли охотника и его ношу на берег.
Трусла обняла Симонда, прижав к плечу его поникшую голову. Кажется, она всё ещё продолжала, как молитву, повторять его имя, потому что, открыв глаза, он посмотрел на неё и медленно-медленно, как будто с трудом раздвигая непослушные, застывшие на морозе губы, заулыбался.
— На этот раз… обошлось… моя радость! — Веки его заморгали, и глаза снова закрылись.
У путников не оказалось топлива, чтобы разжечь костёр. А огонь нужен был им, чтобы выжить. Инквита подошла к Одге. На лице салкарки снова появилась та пустота, которая владела им, когда девушка была во власти Урсеты, но стоило шаманке прикоснуться рукой к её плечу, как та вздрогнула и очнулась от беспамятства.
