Ольга Романовская - Дама с единорогом
Поужинав, Роланд предложил взобраться на холм и устроиться на ночлег там, чтобы контролировать большую часть равнины. Стоило им выехать на дорогу, как одна из лошадей неожиданно упала. Приглядевшись, они поняли, что её свалил выпущенный из арбалета болт.
— Спокойно, черти! — прикрикнул на запаниковавших спутников Норинстан. — Противника положено встречать лицом, а не задницей. Там всего один арбалетчик, а вы уже в штаны наложили! Ну-ка, Грэм, сними этого мерзавца. Вон он, за бугром.
Оба выстрела последовали почти одновременно. Арбалетчик упал. Довольно хмыкнув, граф отрядил часть отряда на обследование подозрительной местности. И тут он ощутил резкую боль, заставившую его смачно выругаться. Боль продолжала пульсировать, растекаясь по животу и спине к раненой груди, стекала наискось к боку. Роланд в недоумении провёл рукой по телу и вдруг почувствовал что-то липкое, а потом обнаружил торчавшую между пластинами "бригандины" стрелу. Значит, там был не один арбалетчик. Замелькали красные круги; стало тяжело дышать. Голова упрямо тянула за собой тело, туда, вниз, к ногам лошади.
Дыхание стало редким и сиплым; он как будто захлёбывался воздухом. Непомерным усилием воли Роланд заставил себя выпрямиться и отдать приказ об атаке. Лишь бы не упасть с лошади, не потерять сознание!
* * *
В один из скучных весенних вечеров, когда дождь стучал по крышам, Жанна и Джуди просматривали содержимое сундуков.
— Эх, много вещей мы продали! — сокрушалась служанка. — Взять хотя бы ковёр — ведь этот негодяй дал за него полцены. А какой ковёр был! В самом Шрюбери, поди, нет.
— Не Шрюбери, а в Шрусбери, — с улыбкой поправила баронесса. — А тот ковёр был не так уж хорош.
— Это тот самый Шрусбери, где король собирал войска? — простодушно спросила Джуди.
— Нет, по-моему, Эдуарда собирал под свои знамена в Вустере.
— Длинноногий?
— Опять ты с этим прозвищем! — рассмеялась Жанна.
— А что? Я его, как все, Длинноногим называю. Честно говоря, — шёпотом добавила она, — видела я его на монете — ни за что не сказала бы, что король.
— Почему? — удивилась графиня.
— Ну, он ничем от других людей не отличается.
— А ты хотела бы, чтобы, прости Господи, у него нимб был? Ты мне лучше скажи, как у нас с припасами.
— До Вознесения хватит, а потом… Скотины-то мы много порезали, а нового приплода мало. Кур с десяток, две свиньи с поросятами да гусь — вот и всё богатство!
— А зерно? — с беспокойством спросила Жанна.
— Сами знаете, в прошлом году урожай был невелик — поля-то вытоптали.
— Пусть перемолят в зерно.
— Но, госпожа!
— Сколько тогда будет?
— Мешков… Уж не знаю. У каждой семьи, может, по мешку осталось.
— Мало. Придётся отбирать корм у лошадей. Только меру знайте!
— Как прикажите, — вздохнула Джуди. — Только зерна им давно не дают — одну солому.
— Мне нужно платье, хорошее платье, но где его взять? — Жанна нервно закусила губу.
— А я из Ваших старых платьев новое сошью, по последней моде, — с готовностью предложила служанка. — Вы у меня такая красавица будете!
Интересно, зачем ей платье? Скоро ребенок родится — а она платье…
— Видно будет, — вздохнула графиня.
— Ну, — девушка замялась, — есть одна материя…Вам её милорд привозил.
— Не трогай! — завизжала графиня.
— Хорошо, — пожала плечами Джуди, — я перешью старые платья. Только ткань жалко, без толку пропадает!
С кухни долетел слабый запах похлёбки, навеяв мысли о сытом благополучном будущем. Служанка, у которой от голода развилось собачье чутьё, мгновенно вскочила со своего места.
— Сейчас Элсбет обедать позовёт. Пойдемте, госпожа, она специально для Вас испекла вкусный хлеб.
— Опять бобы! — поморщилась Жанна. — Как они мне надоели!
— А по мне хоть свиное пойло — лишь бы не с пустым пузом спать ложиться! — тихо вздохнула Джуди. — С голоду и траву бы жевала!
После обеда они принялись за работу: служанка сучила нитки и складывала их в корзину, а графиня зашивала разорвавшейся подол домашнего платья.
— Джуди, принеси-ка мне платья: я хочу посмотреть, осталось ли что-нибудь приличное.
— Сейчас, госпожа.
Она скоро вернулась, бережно неся ворох нарядов. Жанна внимательно осмотрела их, но ей ничего не нравилось. Под конец Джуди смущённо протянула ей последнее платье, цвета красного вина, из дорогой заморской ткани.
— Откуда оно? — Глаза графини заблестели.
— От Вашей покойной матушки осталось, — соврала служанка. Это было свадебное платье Жанны, то, в котором она должна была предстать перед алтарём, если бы свадьба не была отложена из-за войны. Графиня Норинстан о нём забыла, а Джуди отыскала.
— Какая прелесть! — Графиня улыбнулась; платье она не узнала. — Принеси зеркало и шкатулку с драгоценностями.
— Вы у меня красавица! — заметила служанка, подавая госпоже зеркало.
— Надень мне фермуар. Да поживее — холодно!
Но примерить украшение Жанна не успела — сквозняк задул свечу перед зеркалом. Джуди испуганно вскрикнула.
— Что с тобой? — шёпотом спросила графиня.
— Свеча, госпожа. Он пришёл.
— Кто он?
— Милорд.
Жанна покачнулась, с трудом опустилась на колени и зашептала молитву. Служанка поспешила снова зажечь свечу.
— Господи, спаси меня! — испуганно бормотала графиня. — Я никогда больше не надену его подарков, буду день и ночь молиться за спасение его души! Прости, прости меня, грешницу! Я не виновата, я не хотела… Пресвятая Дева, не оставь меня в беде!
— Это всего лишь сквозняк, не бойтесь, — поспешила успокоить её Джуди. — А мне сдуру показалось, что это милорд с того света вернулся.
С помощью служанки Жанна поднялась с колен и ещё раз перекрестилась.
Унося платья, Джуди искоса бросила осуждающий взгляд на госпожу.
— Вот оно, вероломство! — пробормотала она. — Труп ещё не остыл, ребёнок не родился, года не прошло, как она графу слово перед Богом давала — а она уже всё забыла! Как она клятвенно обещала быть верной женой, о здоровье его справлялась, желала удачи… А теперь и слышать о нём не хочет. Боюсь, боюсь за нее, как бы госпоже плакать не пришлось! Бог-то всё видит!
Служанка вздохнула:
— А как он её любил! Души в ней не чаял — а она даже заупокойную службу не заказала. А ведь он перед смертью, поди, о ней думал!
И ей захотелось высказать всё это в лицо госпоже, пристыдить её, напомнить о гиене огненной, но промолчала. Зачем говорить, если у неё ледяное сердце? Тут весь огонь Преисподней не поможет. И, вообще, не ей её судить.
