Михаил Исхизов - "Эти заманчивые сокровища дракона"
Между тем в отряде Гвоздя почувствовалось некоторое замешательство.
- Ничего не понимаю! - Деляга посмотрел на Гвоздя.
Но и тот выглядел несколько растеряно. Недоумение можно было прочесть на лицах и у остальных членов отряда, наблюдавших, как из-за скал выходят монахи, ничего не понимал.
Монахи шли налегке. Без груза. Их заплечные мешки были тощими. Даже отсюда можно было понять, что в мешках этих кроме небольшого запаса еды ничего нет. Фамогуст вместо тюков с сокровищами вез гнома-монаха в сером балахоне. Того самого Буркста-Праведника.
Калант победил дракона. Вот он вышагивает, принцессу поддерживает под ручку. Принцесса оказалась рыжей. Даже отсюда видно, что рыжая. Но где же сокровища!?
- Спрятали где-то, - предположил Младший.
- Не имеют права прятать, - обличил монахов Крагозей. - Должны предоставить свою находку полностью, и отчитаться. Чтобы ни один золотой кубок, ни одна медная монета не пропали. Знаем мы эти монашеские штучки. Сокровища принадлежат народу.
- Дракону они принадлежали, а теперь, наверно, рыцарю, или монахам, - поправил его Деляга.
Умняга Тугодум тут же доказал, что Пелей не прав.
- Все сокровища созданы трудом рабочих рук, - объяснил он, подняв и показав всем свои руки, с растопыренными пальцами, как будто у Умняги Тугодума были рабочие руки. - Поэтому они и должны принадлежать тем, кто трудится. А не монахам и не рыцарям, которые являются паразитами на здоровом теле трудящихся. Наша задача - экспроприировать сокровища ...
- И направить их на борьбу за равноправие народа, - подхватил Камнелом.
- Слышали, как молодежь поддерживает нас, - возвестил Крагозей. - А будущее за молодежью, значит - за нами.
- Может сам дракон спрятал, так что монахи не смогли найти, - предположил Нообст, не обращавший внимания на гномов.
- Там и прятать негде, чистое поле, - сообщил Бандурей.
- Не скажи, там камней полно, - вспомнил рассказы охотника Кандибоб. - Яму вырыл, сверху камней навалил, и не найдешь.
- Что там искать, - у Бандурея все было просто. - Пару раз стукнуть дракона мордой об стенку башни, он сам расскажет, где все лежит.
- Так нету дракона, пришиб его рыцарь, - напомнил Кандибоб.
- Зря Кашлентия послали, - вспомнил Хитрый Гвоздь. - Только теперь его уже не вернешь. Ну, ничего, этот хитер, должен выкрутиться.
Кашлентий не знал, что его послали зря. Он бодро выкатил из леса. За спиной у него, на телеге, стоял бочонок пива. Пива не простого, а густо настоянного бабами-дурами на сонной траве. Умняга Тугодум непременно назвал бы этот бочонок оружием трудящихся, в борьбе за свое равноправие.
Ехал Писарчук неторопливо, мурлыча какую-то незамысловатую песенку. Мимо связанных эльфов, мимо дохлой лошади, мимо, удивленных его появлением, монахов. Он только мельком глянул в сторону монахов, на рыцаря глянул, на рыжую принцессу и поехал далее, не обращая больше на них никакого внимания. Как будто ему каждый день приходилось видеть связанных эльфов, смиренных монахов с большими дубинами, дохлых лошадей и рыжих принцесс.
И Коняга чувствовала себя независимо. Потом настроение ей испортил мерин под седлом. Фамогуст, посмотрел на появившуюся из леса Конягу без всякого уважения. Как-то сверху, снисходительно. А как еще боевой рыцарский конь может смотреть на пожилую деревенскую кобылу, что тащила за собой телегу.
- Эй, ты, остановись, - загородил дорогу Коняге рослый монах.
Коняга послушно остановилась. Кашлентий с интересом уставился на монаха. Ждал, что тот еще скажет.
- Кто такой? Куда едешь?
- Из Кашлентиев я, - охотно стал объяснять Писарчук. - Вся моя генеалогическая династия из Кашлентиев. У нас, в семействе, отродясь никого другого не происходило, и не произрастало. Как кто народится, так сразу и Кашлентий. И, значит, из Нуидыры. При самом Смотрителе - Писарчуком. А ежели что важное: декларация или консультация, то опять я. И учет на мне. Все сальды и бульды в полном вычислении и зависимости...
- Погоди, не части, - из сказанного Писарчуком монах толком ничего и не понял. - Куда едешь? - спрашиваю.
- Встреча у меня, значит, совершенно категорическая, поскольку, каждый месяц. А активная договоренность по полному обоюдному согласию достигнута, и беспрекословного исполнения требует. Так что налито полностью. Ну разве можно везти полбочонка, ежели договаривались, чтобы бочонок. И до самых краев. Ты как думаешь?
Монах от такого напора немного обалдел и беспомощно посмотрел на отца-коменданта.
Кресск подошел к телеге.
- Чего везешь? - спросил он и улыбнулся по доброму, так что у Кашлентия как-то сразу пропала охота обманывать отца коменданта.
Когда отец-комендант что-то спрашивал, да еще и улыбался при этом, сразу хотелось отвечать, и как можно подробней. Кашлентий впервые видел Кресска, но сразу почувствовал, что с этим монахом надо быть осторожным. Может от того, что голубые глаза монаха смотрели на Писарчука очень ласково, а может, из-за доброй улыбки.
- Прямо каверзнейший вопрос ты мне задал, святой отец, - Кашлентий постарался ответить улыбкой на улыбку. - Тут с какой проекции ни наблюдай, все равно видно что бочка. А кто же в бочке дрова возит. Никто в бочке дрова возить не станет. Потому как всякая животная, будь она даже самая вредная, и в напитках недомыслящая, пить требует, а от привозной воды отказывается. Вода у нее самой навалом имеется. Так что принужденный я возить этой каверзной животной пиво.
- Что же это за животная у тебя, сын мой, что целыми бочонками пиво пьет? - поинтересовался отец-комендант.
- Дракон, - доложил Кашлентий коротко, чтобы отдышаться.
- А дракона нет, - сообщил отец-комендант. - Кончился твой дракон. Значит и пиво ему не нужно. Мог бы и нашу братию угостить, - предложил он.
Кашлентий только сейчас обратил внимание, что монахи идут налегке, никаких сокровищ с собой не несут, и, значит, укладывать их спать нет никакого смысла. Даже наоборот, если они чего-то недоброе почуют, то можно полностью физически пострадать. Так что до пива их допускать никак нельзя. Но, с другой стороны, появилась, наконец, возможность совершить Подвиг, так стоит ли такую возможность упускать? Он мысленно содрал с головы шапчонку и лихо, отчаянно, со всего размаха шлепнул ее о землю. - А нельзя упускать такую возможность! - решил Писарчук.
- Невозможно, - отказал он отцу-коменданту. - Поскольку доказательства в отсутствии дракона полностью не имеют наличия.
- Ты что, не веришь мне? - удивился отец Кресск.
Кашлентий молчал. Не мог он прямо так и сказать, что не верит монаху. Это попахивало ересью. Но морду скорчил такую кислую, что и Коняга поняла - не верит.
