Мервин Пик - Горменгаст
Тит бежал потому, что наконец принял окончательное и бесповоротное решение, решение, сложившееся из многих ясных и неясных причин, мотивов, желаний и порывов. Все, совместившись, призвало его к действию.
Вот почему Тит бросился бежать — внешнее действие должно было соответствовать лихорадочному течению мыслей.
Тит знал, что назад пути уже нет — чтобы сохранить себя как личность, он должен был поступить так, как задумал. Он бежал стремительно, дышал быстро и глубоко и скоро оказался среди хижин временного поселения.
Солнце уже коснулось края горизонта. Розово-красный цвет заката стал приобретать фиолетовый опенок, придавая странную красоту всему вокруг. Люди, бродившие меж хижин, почтительно расступались, давая ему дорогу. Дети в лохмотьях, выкрикивая его имя, бежали к своим матерям, чтобы сообщить им, что видели его знаменитый шрам. Тит, неожиданно оказавшийся в мире реальности, остановился. Тяжело дыша, он согнулся, положив руки на колени и наклонив голову. Отдышавшись, он распрямился, отер пот со лба и быстро направился к той части поселения, где за частоколом размещался дом, мало чем отличавший от остальных лачуг, в котором жила Графиня.
Прежде чем пройти сквозь ворота в частоколе, грубо изготовленные из разных подходящих железных прутьев, он остановился и подозвал нескольких молодых людей, оказавшихся поблизости.
— Найдите Хранителя Конюшен, — приказал он тоном, который так напоминал властные распоряжения его матери. — Он должен быть в конюшне у Западных Ворот. Передайте ему мой приказ — пускай оседлает серую кобылу. Он знает, какую. С белым пятном на ноге. Потом пусть приведет ее к Кремниевой Башне. Я скоро приду туда.
Молодые люди, сделав знак, что они поняли приказание, бросились его исполнять и быстро растворились в опускающейся темноте. Луна выкатилась из-за башни со сломанной верхушкой.
Тит подошел к грубо сделанным воротам, собирался уже войти, но потом передумал, развернулся и направился к центру поселка, состоящему из хижин, сооруженных из наскоро сколоченных досок и обломков дерева, которые удалось разыскать в Замке. Но ему не пришлось идти ни к группе хижин, где жили Профессоры, ни к домику, в котором размещался лазарет Доктора Хламслива, высвеченный во всей своей неприглядности луной. Тит увидел, что прямо к нему направляется Глава Школы в сопровождении жены и Доктора Хламслива.
Но они увидели его только тогда, когда он подошел совсем близко. Тит сразу почувствовал, что они захотят поговорить с ним, но он был совсем не расположен ни беседовать с ними, ни даже слушать их. Тит и нормальное поведение в мире, который его еще окружал, уже не совмещалось. Неожиданно, не дав ни Доктору, ни старому Профессору опомниться, Тит схватил их за руки, нервно сжал их выше локтя, отпустил так же резко, несколько неуклюже поклонился Ирме, повернулся на каблуках и пошел прочь. Хламслив, Рощезвон и Ирма в изумлении смотрели ему вслед, пока он не скрылся в сгустившейся вечерней тьме.
Вернувшись к частоколу, Тит уже безо всяких колебаний прошел в ворота и попросил человека, стоявшего у дверей кособокого домика, доложить о нем.
Войдя, Тит увидел, что Графиня сидит за столом, на котором стоит зажженная свеча, и безо всякого определенного выражения на лице смотрит в раскрытую книгу, полную картинок.
— Мама.
Графиня медленно подняла голову.
— Да?
— Я уезжаю.
Графиня молчала.
— До свиданья, — сказал Тит.
Графиня тяжело поднялась на ноги, взяла со стола свечу, подошла к Титу почти вплотную. И, держа свечу у лица Тита, стала всматриваться в его глаза — а потом вдруг, подняв вторую руку, очень нежно провела указательным пальцем по шраму.
— Куда уезжаешь? — спросила наконец Графиня.
— Уезжаю... совсем. Покидаю Горменгаст. Объяснять не могу. Не хочу ничего говорить. Я просто пришел сообщить вам о своем отъезде. Вот и все. До свиданья, мама.
Тит повернулся и быстро пошел к двери. Он страстно жаждал поскорее выйти и умчаться в ночь, не обмолвившись ни с кем больше ни единым словом. Тит понимал, что Графиня не сможет сразу осознать до конца, что значит это страшное признание в измене. Но когда Тит уже был у самой двери, сквозь густое молчание, упиравшееся ему между лопаток, прорвался голос. Графиня говорила не громко и не спеша:
— Убежать от Горменгаста невозможно... В мире ничего, кроме Горменгаста, нет... Так или иначе, Тит Стон, ты вернешься... Все дороги, все тропинки ведут в Горменгаст... Все в мире приходит к Горменгасту...
Тит вышел и плотно закрыл за собой дверь. Луна высвечивала верхушки башен, отражаясь от крыш, свет ее вспыхивал в клешне вершины Горы Горменгаст.
Когда Тит подошел к Кремниевой Башне, оседланная лошадь уже ждала его. Тит вскочил в седло, тряхнул поводьями — и лошадь пошла сквозь чернильные тени, лежащие под стенами.
Через некоторое время Тит выехал из-за прикрытия стен и погрузился в яркое сияние полной луны. Проехав еще довольно долго, Тит вдруг вспомнил, что, если он не обернется сейчас и не посмотрит на Замок, то еще немного — и он не сможет его увидеть, тот скроется за холмами. Тит повернулся — Замок черной громадой, впечатляющей даже издали, карабкался в черную ночь. А впереди перед Титом раскрывались новые земли.
Он отбросил пряди волос, упавшие ему на глаза, и пустил лошадь рысцой, которая быстро, когда он начал ее горячить, перешла в галоп.
Мимо проносились холмы, залитые лунным светом; лицо Тита заливали слезы. Полный ликования, устремив взор в невидимый горизонт, укутанный расплывающимся лунным светом и топотом копыт, мчался в неизведанное Тит, семьдесят седьмой Герцог Дома Стонов.
