Елена Хаецкая - ОЗЕРО ТУМАНОВ
Многие корриганы не знают об этом свойстве человеческой натуры и, меряя других по себе, попадают впросак. Но Гвенн не собиралась дожидаться, пока это произойдет с ней. И она пошевелилась — впервые за долгое время.
Волосы ее приросли к земле. Она отдирала их, прядь за прядью, так что на снегу остались красные волоски. Наконец вся грива была освобождена, и корриган села. Отражение в ее глазах смазалось, превратилось на миг в бесформенное пятно, но затем вновь обрело четкость. Теперь и небо, и стволы, и трава, и ручей, помещенные в расширенных черных зрачках Гвенн, выглядели иначе: они стали более определенными.
Она прислушалась к собственному телу. Кровь, застывшая на сотню лет, постепенно оживала. Медленно потекла она по жилам, наполняя руки и ноги Гвенн теплом. Она согнула ногу и уставилась на свое колено с любовью и огромным восхищением. Каким прекрасным казалось ей это острое колено, шершавое, как у девочки, которая любит лазать повсюду! Наклонившись вперед, Гвенн нежно поцеловала его. И, раз уж она нагнулась, она потянулась к своим ступням и обхватила их пальцами рук.
Ее тело восхитительно подчинялось каждому ее желанию. Встретившись, пальцы рук и ног радостно сплелись и, соединившись самыми чувствительными местами, там, где у ундины росли бы кожистые перепоночки, шевелились, сжимались и разжимались.
Затем Гвенн вскинула руки над головой и одним прыжком вскочила на ноги. Она изогнулась, как натянутый лук, подставляя ветру маленькую острую грудь, и тело ее засверкало при солнечном свете. Волосы, слипшиеся от влаги, все еще подернутые инеем, рассыпались по спине, по плечам; от них по коже корриган бегали багровые отсветы. Растаявший иней осыпал Гвенн каплями влаги.
Она сделала первый шаг, и земля под ее ногами запела от радости. Гвенн смеялась. Ее переполняла сила. Она не помнила человека, который освободил ее, ни имени его, ни лица; забыла даже самые обстоятельства своего освобождения, и была смутно, почти неосознанно благодарна за это своему спасителю. Если бы он попросил у нее дары, она, разумеется, удержала бы в памяти и лицо его, и имя, и взгляд, и мельчайшие подробности их встречи. Но он оказался настолько добр, что избавил ее даже от самого себя.
Ступая медленно и наслаждаясь каждым прикосновением к траве, к легкому снегу, к голой земле и опавшим листьям, пропитанным влагой, Гвенн ушла от ручья.
И Эсперанс двинулся дальше, разыскивая приметы, которые она оставила для него. Порой он сбивался с пути, но затем опять видел свою возлюбленную. В прозрачном воздухе являлись, сменяя друг друга, смутно распознаваемые образы. Если смотреть на них прямо, они почти не заметны; однако боковым зрением они улавливались постоянно.
Узкая спина со сведенными лопатками мелькала среди стволов, за нею тянулся серебристый след. Иногда видение делалось настолько ясным, что Эсперанс поневоле поднимал руку, чтобы коснуться, но пальцы его встречали лишь пустоту.
Должно быть, Гвенн направлялась в Броселиандский лес. Рано или поздно она отыщет дорогу к озеру Туманов и вернется домой.
Эсперанс старался сдерживать себя и не спешить. Корриганы редко торопятся: им принадлежит все то время, что создано Творцом, — вплоть до Страшного Суда. Если Эсперанс сейчас побежит, торопясь скорее догнать Гвенн — он называл ее тем же именем, что и Ив, поскольку не помнил настоящего, — он потеряет след.
Вот она остановилась, чтобы полюбоваться тремя деревьями-сестрами. Вот пробежала через поляну, танцуя и взлетая в прыжках. Вытянутые пальцы ног едва касались земли, ладони зачерпывали ветер и разбрасывали его вокруг, от лица исходило сияние, а волосы горели пожаром.
А затем все неожиданно изменилось. Образ опять смазался, зато теперь он улавливался не только боковым зрением, но и прямым. Из лесу выскочила толпа крестьян, вооруженных и разозленных донельзя. Впереди бежала костлявая женщина с граблями — очевидно, мать тех мальчиков, — и что-то кричала, широко разевая рот, в котором не доставало половины зубов. За нею мчалось человек пять мужчин, а позади, пыхтя, — две толстых кумы, принявших участие в погоне преимущественно из любопытства.
Корриган испугалась. Ох, как же она испугалась! Страх ранил ее, точно стрела, выпущенная из лука. Страх разрушил красоту, в которой она только что купалась, щедро расплескивая ее вокруг себя. Вторжение чужой ненависти оказалось слишком неожиданным — Гвенн ведь и думать забыла о том, что за нею могут погнаться!
Тонко, беспомощно закричав, она обернулась к преследователям лицом и вытянула перед собой руки.
«Беги, — думал Эсперанс, в отчаянии кусая губы. — Беги же! Не жди, пока они набросятся на тебя!»
Толпа остановилась. Очевидно, эти простые люди и сами были изрядно напуганы зрелищем, которое предстало их взору. Большие удлиненные глаза Гвенн изрядно косили, пропорции ее обнаженного тела были немного иными, чем у обычной женщины; да ведь крестьяне и обычную-то женщину редко видят обнаженной, всерьез полагая всякую, кто разденется донага, пособницей дьявола и сосудом всяческого зла и соблазна.
Мгновения их замешательства оказалось, по счастью, довольно, чтобы Гвенн справилась со своим ужасом и бросилась бежать. Топоча, крестьяне устремились в погоню.
Теперь корриган мчалась быстрее ветра. Ее тонкое тело мелькало среди деревьев. Ветки хватали ее в объятия, а затем, выпуская, с досады хлестали вслед; кусты ловили ее как бы в шутку и нехотя поддавались напору; но всякий раз она вырывалась, изрядно расцарапанная. Эсперанс видел ее все лучше и лучше; это происходило оттого, что корриган роняла на всем пути своего бегства капли крови.
Крестьяне гнали ее к берегу моря. Уж там-то ей не уйти, не спрятаться. Эсперанс шел, по-прежнему не торопясь, и каждый новый шаг давался ему тяжелее предыдущего. Он поднимался на скалу. Дальше был обрыв.
На узкой крутой тропе они почти настигли ее. Из последних сил она увернулась и взлетела на самую вершину скалы.
Перед нею расстилалось море — любимый друг Ива; серое, беспокойное, полное собственных тревог и безразличное к бедам земных обитателей. В глубинах кипела таинственная жизнь. Гвенн подумала об осьминогах с их щупальцами и клювами, скрытыми в мягкой мантии; она представила себе рыб с горящей лампой на усах, и быстро бегающих по дну крабах. Это показалось ей желанным и привлекательным.
Она оттолкнулась пятками от скалы, взлетела в воздух и, в последний раз сверкнув на солнце блестящим влажным телом, упала в разверстую пучину, в промежуток между волнами.
Красное пятно волос некоторое время еще расплывалось на поверхности воды, так что иные из преследователей решили, будто убегавшая разбилась насмерть и теперь из нее выходит кровь.
