Майкл Салливан - Восход империи
— Почему бы тебе не ответить на мой вопрос?
— Мы относим суп в северную башню. Ту, что между колодцем и конюшней.
— Сколько там заключенных?
Стражники переглянулись.
— Насколько мы знаем, там никого нет, госпожа.
— Тогда кому же вы носите этот суп?
Хигглс пожал плечами.
— Мы просто отдаем его серетским рыцарям.
— Все готово, — объявил Ибис.
— Мы можем идти, ваша милость? — спросил Хигглс.
Амилия кивнула, и стражники вышли во двор, держа котел за ручки.
— Ну, давай-ка теперь я приготовлю что-нибудь для тебя, — сказал Ибис, вытирая большие руки о фартук.
— А? — переспросила Амилия, все еще думая о стражниках. — Нет, спасибо тебе, Ибис. — Она встала. — Кажется, у меня появились кое-какие дела.
Выйдя во внутренний двор, Амилия зябко поежилась, сожалея, что у нее не было времени надеть плащ. Погода изменилась: вместо приятной теплой осени с яркими листьями, чистым голубым небом и свежими ночами в воздухе чувствовалось ледяное дыхание предзимья. Сквозь мутные тучи мерцал едва заметный полумесяц. Она прошла через огород, превратившийся в месиво грязи и похожий на кладбищенский участок, и осторожно, стараясь не всполошить птиц, приблизилась к курятнику. Гулять по ночам никому не запрещалось, но сейчас она чувствовала себя заговорщицей.
Увидев, что Джеймс и Хигглс возвращаются обратно, Амилия шмыгнула в дровяной сарай, а спустя несколько минут прокралась по двору дальше, обогнула колодец и вошла в северную башню — тюремную башню, как она теперь ее называла.
Как и говорили стражники, на посту стоял рыцарь Серета, облаченный в черные доспехи с красным символом разбитой короны на груди. Лицо его закрывало забрало шлема, украшенного красным пером. Казалось, он ее не заметил, что было странно, поскольку теперь Амилии кланялись все стражники. Серет молчал. Она обошла его и направилась к лестнице. Удивительно, но он даже не попытался ее остановить.
Она поднималась все выше, минуя камеры, — ни одна дверь не была заперта на замок. Некоторые из них Амилия открывала, заглядывая внутрь. Все камеры были очень тесными, на полу лежала старая прогнившая солома. Крошечные зарешеченные оконца пропускали лишь немного лунного света. К стенам и полу крепились тяжелые цепи. В нескольких камерах ей попались табурет или ведро, но в большинстве не было ничего. Амилии стало не по себе, озноб усилился — не столько из-за холода, сколько из-за страха, который внушало это место, и боязни здесь оказаться.
Джеймс и Хигглс сказали правду. Башня пустовала.
Она спустилась вниз и подошла к серету.
— Прошу прощения, но что вы охраняете? Здесь никого нет.
Он не ответил.
— А куда девался котел с похлебкой?
Серет снова промолчал. Амилии, не видевшей его глаз сквозь забрало шлема, показалось, что он спит стоя. Она сделала шаг вперед. Серет шевельнулся. С быстротой змеи рука его скользнула к рукояти меча, и по каменной башне разнесся зловещий скрежет доставаемого из ножен оружия.
Амилия бросилась бежать.
— Вы ей расскажете? — спросил Нимбус.
Они сидели вдвоем в кабинете Амилии, заканчивая последний из списков приглашенных на свадьбу гостей, чтобы передать его писцам. Повсюду были разбросаны бумаги. На стене висел план большой залы, испещренный отверстиями от булавок, нанесенных по ходу изменений в размещении гостей за столом.
— Нет, не буду я поддерживать эту сумасшедшую ведьму, не стану лить воду на ее мельницу, рассказывая о таинственно исчезнувшем котле супа! Сколько времени и сил я потратила, чтобы Модина хоть немного пришла в себя! Не допущу, чтобы императрица снова сломалась!
— Но что, если…
— Хватит, Нимбус! — теребя свитки, воскликнула Амилия. — Зря я вам рассказала! В конце концов, я туда сходила. Посмотрела. Ничего не увидела. До сих пор понять не могу, зачем я вообще это делала! Да хранит меня Марибор, даже я стала бегать по ночам за миражами этой ведьмы. Чему вы улыбаетесь?
— Да так… — сказал Нимбус. — Просто представил, как вы крадетесь по двору.
— Ой прекратите!
— Что прекратить? — спросил Сальдур, неожиданно появляясь в кабинете.
Регент одарил обоих доброй улыбкой.
— Ничего, ваше преосвященство. Нимбус просто немного пошутил.
— Нимбус? Нимбус? — повторил Сальдур, разглядывая его, будто стараясь что-то вспомнить.
— Он мой помощник и гувернер ее величества, беженец из Вернеса, — пояснила Амилия.
— Я еще не выжил из ума, Амилия! — с раздражением сказал Сальдур. — Я знаю, кто такой Нимбус. Просто я размышлял о его имени. Это слово из языка древней империи. Нимбус, если не ошибаюсь, означает «туман» или «облако», не так ли? — Он выжидающе посмотрел на Нимбуса, словно ища подтверждения, но тот лишь виновато пожал плечами. — Что ж, ладно, — сказал Сальдур, обращаясь к Амилии. — Я желаю знать, как проходит подготовка к свадьбе. Времени осталось совсем немного.
— Я как раз собиралась отправить эти приглашения писцам. Видите, разложила их в зависимости от расстояния, чтобы гонцы уже на следующей неделе могли доставить приглашения гостям, которые живут дальше всех.
— Замечательно! А платье?
— Мы наконец определились с покроем. Теперь ждем, когда из Колноры доставят ткань.
— А как сама Модина?
— Хорошо, хорошо, — солгала Амилия, улыбаясь как можно искреннее.
— Значит, она хорошо восприняла новости о грядущем семейном счастье?
— Императрица любые новости воспринимает примерно одинаково.
Сальдур одобрительно покивал головой.
— Да, верно… верно.
Он казался таким добрым и мягким, так похожим на милого дедушку. Амилия и сама ему бы поверила, если бы собственными глазами не видела, какой вулкан скрывается под этой маской спокойствия. Он вернул ее к действительности, спросив:
— Что ты делала вчера ночью в северной башне, милая?
Она прикусила язык, прежде чем ответить почти правду.
— Я столкнулась со стражниками, которые посреди ночи несли туда суп, и мне это показалось странным, потому что…
— Почему же? — настаивал Сальдур.
— Потому что в башне никого нет. Кроме серета, который, судя по всему, стережет пустоту. Вы что-нибудь об этом знаете? — спросила она, довольная тем, как ей удалось подчеркнуть собственную невинность, небрежно переадресовав ему вопрос.
Она даже подумала, не следует ли наивно похлопать глазами, но боялась уж слишком переигрывать. В ее памяти все еще были свежи воспоминания о том, как некогда Сальдур приказал стражнику убрать ее с глаз долой. Что скрывалось за этим приказом, она не знала, но хорошо помнила взгляд приближавшегося к ней стражника, полный печали и жалости.