Вера Петрук - Индиговый ученик
Чтобы получить ответы, совсем не требовалось разрушать мост, который они построили вместе с иманом.
Пусть Беркут и стал избранным, но ведь именно Арлинг жил в Доме Солнца, куда не входили даже слуги; именно он сопровождал Тигра на встречах Белой Мельницы, о существовании которой большинство учеников только догадывалось; именно его, Арлинга, иман научил тому, что позволило ему выжить в первых двух кругах и продолжал помогать в третьем.
Ни один ученик не получал большего внимания и заботы мистика, чем слепой драган из Согдарии. Иман безмерно любил единственного сына Сохо, с которым виделся раз в год, а то и реже, тогда как с чужестранцем Регарди проводил все свое время. Да, Арлинг был его экспериментом, но он был удачным экспериментом. Глупая сцена в саду, когда учитель заставил его исполнять гарусту на потеху купцам, был вызвана не желанием унизить своего ученика, а необходимостью отвлечь от него внимание тех, кто мог, заинтересовавшись, протянуть ниточки в Согдарию, разрушив то, чем иман дорожил не меньше самого Арлинга. Учитель также не хотел, чтобы прошлое Регарди нашло их. И пусть зрение к Арлингу не вернулось, обретенное видение мира было куда ценнее глаз, которые, будучи зрячими, не видели ничего. Регарди было не за что обижаться на имана. Только на самого себя.
Месть Сохо тоже не стоила того, чтобы предавать учителя. Когда-то он отказался от мести людям, которые лишили его с трудом обретенного смысла. Разве можно было теперь мстить человеку за оскорбления, нанесенные словом?
Соглашаясь на игры, Арлинг надеялся ощутить истинный вкус смерти, раскрыть ее тайну, освободиться от безразличия, которым заразился, выполняя поручения имана. Сегодня он убил много людей. Смерть была везде. Она словно растворилась в воздухе, впитавшись в арену, зрителей, ночь, в него самого. Она была разной – горячей, острой, ледяной, медленной, тошнотворной, мгновенной и унизительной. Она была какой угодно, только не прекрасной. И смысла в ней не было. Как не было смысла в убийствах, совершенных им сегодня ради сомнительной цели. Он не приблизился к познанию смерти, не постиг ее тайны, не разгадал загадки. Интерес, который манил его столько лет, вдруг иссяк, словно истощившийся родник. Смерть являлась той частью мира, которую живым было постичь не под силу. Они могли покорно принимать ее, с ненавистью сражаться или с нетерпением ждать неизбежного конца, но Арлинг предпочитал нехоженые тропы. Мысль о смерти слишком долго владела его разумом, заставив позабыть о том, что он был еще жив. Ему не нужны были новые вопросы, потому что ответов, которые он получил, было достаточно. Оставалось лишь понять их смысл.
Мастеров солукрая, о которых так много говорил Сейфуллах, Арлинг тоже не встретил. Его противники были опытными бойцами, но никто из них не владел солукраем. Иначе до третьего круга он бы не добрался.
Новая мысль была свежей, как утренний бриз, напоенный ароматами ночной росы и прохладным туманом. Ему не нужна была победа. Древние знания серкетов, которые должны были открыться победителю, внезапно потеряли значение. Зато ясно стало другое. Погнавшись за новым смыслом, он, кажется, потерял обретенный ранее. Заблудился в бескрайних песках, упустив тропу, которую они с иманом с таким трудом нашли много лет назад. И хотя на этой тропе случалось всякое, сходить с нее ему еще не приходилось. До этого дня.
Бои Салаграна оказались пустышкой, медяком, покрытым сверху золотой краской. Приняв ее свет за сияние солнца, Арлинг думал, что прозрел, но снова ошибся. И хотя в его жизни было много ошибок, таких, как эта, не случалось. Самое страшное – он не знал, как ее исправить.
– Разве? – ехидно спросил кто-то, однако Азатхану голос не принадлежал. Полукровка шептался о чем-то с подошедшим серкетом, но Арлингу было некогда их слушать.
– Перестань жалеть себя, – рявкнул голос, и на этот раз Регарди определил его источник. Схватившись за плечо, где была изображена змея на рафии, он ощутил едва заметное движение под кожей. Сомнений не было. С ним разговаривало его собственное тело, а вернее, рисунок кучеярского мастера. Змея на пальме ожила, а в местах, где шипы рафии впились в ее шкуру, выступила кровь. Он был уверен, что красные капли жидкости, стекавшие по его плечу, ему не принадлежали.
Таких сильных галлюцинаций Регарди еще не испытывал. Подскочив, он принялся ожесточенно тереть плечо, но змея спряталась за ствол пальмы, вызвав болезненные ощущения по всему телу.
– Не трогай меня, – огрызнулась она. – Лучше подумай о том, что ты сейчас делаешь.
– А что я делаю? – возмутился Арлинг, не понимая, что ввязывается в опасный диалог с самим собой.
– Пытаешься усидеть на двух стульях, идиот, – прошипела змея. – Ты слишком дорого оценил свою единственную и неповторимую жизнь. Гордишься, что дошел до Лала? Преуспеть среди неравных несложно. Гораздо труднее смыть с себя грязь и найти дорогу назад.
– Я честно сражался. И это было нелегко.
– Истинная победа – не в победе над противником, а в победе над самим собой. Кажется, ты забыл остановиться.
Змея зашевелилась и, отделившись от плеча, повисла перед его лицом, пробуя на язык воздух. Арлинг поморщился и отвернулся. Тварь была права, но легче от этого не стало.
– Что мне делать? – спросил он, чувствуя, что нужная мысль кружила неподалеку.
– Уходить, – подсказала змея, заползая обратно под кожу. – Не будь глупцом. Ты получил то, зачем приходил. Настоящее знание – это ошибки и сомнения. Пора возвращаться.
– Из подземелья выход только на арену, а она охраняется серкетами и целой армией наемников. Не говоря о том, что мы в пустыне.
– Ты падал в пропасть, горел в огне, тонул в озере, а серкетов убил столько, что и не сосчитать. Что тебя теперь останавливает?
Змея обвилась кольцами вокруг шипастого ствола пальмы и медленно поползла вверх, исчезая за границами рисунка. Она была права. Он устал от преград, которые строил самому себе. Ошибки – тоже Путь. Путь, который никогда не кончается. Он найдет дорогу назад. Иман обучил его многим талантам, в том числе, находить выходы там, где их не было.
– Эй, Азатхан, – окрикнул Регарди полукровку, внезапно почувствовав необыкновенный прилив сил. Он сделал ошибку, но он же ее и исправит. – Я готов, выпускай меня.
Серкеты замолчали, Азатхан же улыбнулся:
– Я уже думал, придется выталкивать тебя силой.
На этот раз Скользящие превзошли самих себя.
Регарди был слепым и мог вообразить, чтоб угодно, но правда была в том, что песок под ногами снова исчез. Ворочались гигантские колеса, стирая в пыль все, что попадало между ними, скрежетал металл, проносились сверкающие тесаки, крутились шипастые барабаны и извивались раскаленные нити. Возможно, все было не так страшно, но представить последнюю ловушку серкетов иначе не удавалось. Да и не хотелось. Несмотря на то что противник уже появился на другом конце арены – госкон любезно сообщил об этом, – Регарди не собирался прокладывать к нему дорогу через смертоносное поле. Человек нерешительно топтался на своем круге и должен был стать легкой добычей. Но Арлингу не нужна была его смерть.
