Тэд Уильямс - Война Цветов
Несмотря на ужас, внушенный ими, Тео с каким-то болезненным любопытством прилип к экрану, показывавшему Васильковую площадь. Он не то чтобы хотел видеть, что там произойдет, он просто не мог не смотреть. Он знал уже, что подобные зрелища особенно остро дают тебе почувствовать, что ты жив. Это чувство пело в его крови. Видеть смерть, даже самую страшную, значит жить самому, хотя бы тебе осталось совсем недолго.
Драконы появились в кадре как длинные тени, пронесшиеся над толпой с такой скоростью, что многие из бойцов даже не подняли глаз, — но на лицах тех, кто их видел, отразился ужас, не исключая и парламентских констеблей. Только лица гримов сохраняли твердость, как будто долго ожидаемый ими момент наконец настал. При этом они соскакивали с единорогов и бежали в укрытие, как и все остальные. Драконы, точно реактивные самолеты, оставили за собой смерчи, кружившие пыль, мусор и даже клочья одежды, сорванные с повстанцев. На какое-то время чудовища исчезли со сцены, из-за чего казалось, что разбегающихся во все стороны эльфов поразил массовый психоз, но вскоре их тени снова упали на площадь, а за ними полыхнул огонь.
Первая струя прошлась по широким ступеням Новокурганного дома, как оранжевая метла — она не только сметала все на своем пути, но и превращала сор в черные хлопья. Жар был такой, что пепел на мгновение сохранял еще форму сгоревших жертв, прежде чем рассыпаться искрами.
Кочерыжка громко рыдала у Тео над ухом, но у него больше не было слез. Он мог только смотреть, бессильно и немо. Уже второй раз его вынуждали присутствовать при том, что никто не должен видеть даже однажды.
Кадр переместился в другое место площади, и Тео, стараясь отвлечься, подумал мельком, что за птички служат Чемерице глазами — волшебные или механические?
Драконы сделали новый заход, поливая площадь огнем и убивая всех, кто не успел убежать, — своих и чужих, военных и штатских. Обезумевший единорог с горящей гривой проскакал мимо фонтана, но Тео видел и нечто другое, столь странное, что даже Чемерица выпрямился на сиденье.
— Кровь и железо, — проворчал он, — что они делают?
Гримы, единственные из всех на Васильковой площади, не убегали — вернее, не старались убежать далеко. Укрывшись от самого худшего за домами и статуями, они сноровисто, не тратя лишних движений, распаковывали длинные шесты, притороченные к седлам, сгибали их и привязывали к ним бечевки.
— Луки? — сердито и удивленно произнес Чемерица, словно эта картина крайне не устраивала его с эстетической точки зрения. — Они собираются пускать в драконов стрелы?!
Крылатые чудища зашли на следующий виток, и несколько гримов, выскочив из укрытия, подняли луки. Двоих огненная струя оборотила в кричащие факелы, но остальные, прежде чем снова спрятаться, успели выстрелить.
— Что они, спятили, эти живогрызы? — недоумевал Чемерица.
— В старину они охотились на драконов, отец, — весело заметил Ужасный Ребенок. — Они делают то, что умеют лучше всего. Наконечники, кажется, смазаны очень сильным ядом.
Тени драконов снова легли на площадь, и на открытое место высыпала целая дюжина гримов. Благодаря длинным, почти обезьяньим рукам они очень ловко управлялись со своими тяжелыми луками. Драконы изрыгнули огонь и умчались, но гримы продолжали пускать в них стрелы до самого следующего захода.
Жидкий огонь вновь и вновь окатывал площадь, которая теперь горела даже там, где как будто нечему было гореть. Вновь и вновь гримы гибли, охваченные пламенем, но другие бежали за драконами следом и стреляли, пока те еще не поднялись высоко. Сначала это выглядело всего лишь как жест первобытной храбрости перед лицом неминуемой смерти, но на шестом или седьмом заходе не все драконы скрылись из глаз: одна тень выросла так, что накрыла всю площадь. Гримы кричали что-то, показывая вверх, и бросились в убежище, когда тень потемнела и съежилась. Один из драконов падал.
Он грохнулся оземь так, что какой-то дом на площади рухнул, подбавив пыли в столб черной крови и расплавленного камня. Другие дома тоже колебались, из окон вылетали стекла. Затем настала тишина, и площадь замерла, если не считать вспышек пламени. Чудовище лежало в воронке среди бегущих по камню трещин. Из затянутого пеленой глаза и длинного горла торчал целый лес стрел, хвост протянулся по обгорелым ступеням парламента, как перерубленный трос подвесного моста.
— Не может быть, — сказал Чемерица. Тео не думал, что когда-нибудь увидит его в таком изумлении — лорд выглядел почти как смертный. — Этого просто быть не может.
— Однако это случилось, отец, — сказал ребенок. — Посмотри, и твои глаза скажут тебе правду. Гоблины убили твоего большого змея. Ты думаешь, они и других не смогут убить? Они жертвуют из-за каждого несколькими десятками и, похоже, считают, что игра стоит свеч. Представляешь, что будет с домом Чемерицы, когда толпа поймет, что знатные семьи не так уж неуязвимы? Если ты еще не обратил внимания на свою персональную линию, то тебя вызывает начальник охраны — он хочет сообщить тебе, что дом окружен. — Происходящее, по всей видимости, больше возбуждало его, чем расстраивало. — Он говорит, что гримы вооружены не только луками и стрелами — они стреляют по окнам нашей башни молниеметов и уже убили многих охранников.
— Ничего. Недолго нам быть уязвимыми. В карету! — крикнул Чемерица ограм. — Едем прямо в Собор!
Огры не успели еще толком сесть, когда броневик развернулся на парковой лужайке, раскидывая траву и грязь. Один из серых гигантов чуть не упал на Тео — что, как невольно подумал он, сулило более быструю смерть, чем та, которую запланировал для него Чемерица.
— Они это сделали, — тихо ликовала Кочерыжка. — Ты видел? Блеск!
Тео чувствовал тайную гордость. То, что совершили гоблины, не просто героический жест — вон как Чемерица растерялся. И они с Кумбером Осокой помогли этому осуществиться.
Молодчина, Пуговица. Так и надо цветочным ублюдкам за то, что недооценивали его.
Машину внезапно окутал туман. Этой части Города Тео еще ни разу не видел и даже у Дауда о ней не читал. Вдоль узкой дороги стояли какие-то строения из камня и глины, больше похожие на термитные кучи или результаты археологических изысканий. Они, как и туманные улицы, выглядели необитаемыми. Двери и окна без стекол зияли, как глазницы нагроможденных в катакомбах черепов. Туман по мере того, как колонна спускалась вниз, становился все плотнее.
«Дело не только в тумане, — понял Тео. — Небо тоже темнеет, как будто день наконец кончился и наступил вечер. Но до вечера еще несколько часов. Может, у них и на небе свет отключается?»
