Инна Лёвина - Лунный Камень
Уруздан зашел в кафе рядом с библиотекой заказал то, что тут готовили просто великолепно: свинину с черносливом (мелко нарезанные кусочки свинины клали на слой натертой моркови, добавляли горстку чернослива, немного травы аис и эстрагона, сверху снова клали тертую морковь и тушили в большой печи в отдельных, на одну порцию, глиняных горшочках).
Он решил расположиться тут основательно - как он понял, служащие библиотеки постоянно ходят сюда обедать, значит, он сможет ее встретить. В тот раз, когда эта девушка выходила из библиотеки, она была одна, и значит, есть возможность снова застать ее одну - судя по всему, она не очень любит быть в компаниях.
Уруздан взял газету (газеты лежали на отдельном столике в углу), в ожидании свинины попросил кофе и стал читать утренние новости.
Новости были спокойные и мирные, не то, что в Аркайне, где постоянно говорилось то о демонстрациях, то о разгонах демонстраций... Да и то, что видел там Уруздан на улицах - не радовало.
А тут все было тихо, мирно... Реставрационые работы в Старом Городе - бывшем центре Анлардиана, полном старых домов и памятников прежних дней - в отличие от Нового Города, той части Анлардиана, которая была построена при Нардене и особенно при королеве Марии. Новые звери в зоопарке. Продажа первой партии "безмолвных" палантиров - изобретения, позволявшего эльфам говорить мысленно на расстоянии, причем палантир усиливал эти способности, даже если они были изначально не очень сильные. Считалось, что даже люди, хоть немного способные к чтению мыслей, а также существа иных рас с подобными способностями тоже смогут пользоваться такими палантирами... Уруздан покачал головой. Анлард есть Анлард... Постоянное стремление к комфорту и покою...
К мясу всегда подавали традиционные крохотные булочки, с чесноком, сыром или молотыми травами, непременно свежие овощи и яблочный сок в высоком кувшине. Уруздан посмотрел на часы, висевшие на стене - время позднего завтрака или раннего обеда. Пора бы уже... Он просидел в кафе уже два часа - съел свинину, выпил горячий и крепкий кофе. Съел яблочный пирог. Сидеть дальше было уже как-то неловко, наверно, стоит покараулить ее в парке около кафе. Уруздан направился к выходу, и тут вошла Тириэль. Уруздан приостановился, повернул к стойке, где можно было купить что-нибудь из еды с собой, и попросил завернуть ему кусок малинового пирога. Как раз в этот момент перед Тириэль ставили тарелку с дымящейся и очень вкусно пахнущей похлебкой и блюдо с булочками. Уруздан не стал придумывать ничего особенного для знакомства - просто проходя мимо, споткнулся, толкнул столик и разбил тарелку. Тириэль вскочила, еле успев подхватить блюдо с булочками. Уруздан ахнул, сделал извиняющийся поклон, позвал официантку и заказал еще раз похлебку и, как компенсацию, кофе с мороженым для Тириэль. Пакет с пирогом он слегка порвал об угол стола и сев около Тириэль, продолжал виновато извиняться, перекладывая пирог в новый пакет, принесенный той же официанткой.
- Простите...- повторял он. - Как я неловко... Кстати, я вас видел в библиотеке. Вы ведь там работаете?
-Да, -ответила Тириэль. Она не знала, стоит ли завязывать разговор, ей было немного неловко, но и любопытно. Уруздан, словно в задумчивости, сказал:
-Мне действительно неудобно... Я закажу вам еще пирожных... И себе кофе, - добавил он, стараясь, чтобы на его лице отражалась именно жажда кофе и пирожных (чего он уже совершенно не хотел), а не заинтересованность в знакомстве...
Вечером, заканчивая свои сегодняшние дела в архиве, Тириэль все время отвлекалась от работы. Она вспоминала все подробности странной встречи, темные пронзительные глаза фарлайнца...
Глава 5.
...Сославшись на неотложные дела в поместье, барон Крей уехал. Прошло два месяца со времени его отъезда. Мария скучала, тосковала, она ревновала к его жене, даже к его занятиям - охоте, хозяйственным делам. Она чувствовала, что он боится найти в самом себе серьезное, глубокое чувство к ней и хочет ограничиться обычным придворным романом. Чтобы не показать ему, как сильно она его любит, Мария не то что соглашалась видеть в их отношениях легкий роман, но всякий раз, при каждом их свидании давала ему понять, что любой его шаг к ней, любое усиление привязанности, которое им могло восприниматься как усиление его зависимости от нее, все это было только добровольно... Хочешь - шагни вперед...хочешь - отступи обратно. Свое поведение при дворе Мария продумывала долго, и решила вести себя так, как обычная придворная барышня того времени - бывала на балах, маскарадах, в театре, охотно танцевала, ездила на охоту, свободно общаясь с молодыми людьми, с теми, с кем ей было приятно и интересно проводить время, когда Крея не было рядом. При этом ни малейшего флирта или нарочитого кокетства с ее стороны не было, и Крей видел, что она не замыкается на нем, живет свободной жизнью, но не ищет ни любовной связи, не простого флирта. Это давало ему возможность сделать шаг - и возможность чувствовать себя свободным от необходимости такого шага.
Правда, последнее время Мария видела, их связь не то что тяготит или мучает его, но он не хочет, боится открыть свою душу более сильному чувству. Она чувствовала в нем последнее время постоянную внутреннюю борьбу. Но все, что она могла сделать - показать ему свою бесконечную нежность и предоставить полную свободу... Однажды ей пришла в голову мысль, что если бы она вела себя немного поглупее - сердилась бы или даже устроила сцену... может быть, это дало бы лучший результат. Ей подумалось, что , может быть, в делах сердечных надо быть иной раз не столь разумной... Но он уехал, и уже не имело значение, проявлять разум или глупость... Мария решила вести себя так же, как при нем. Полная свобода без намека на роман с кем бы то ни было. В любом случае, решила она, даже если он не вернется, я не позволю себе погрузиться в тоску и отчаяние. Ей было двадцать шесть лет, почти двадцать семь... ей много надо еще сделать в жизни...
Она вспомнила свою бабушку. Та была дивной красавицей, очень высокой и стройной, с зелеными глазами, с белокурыми волосами, вьющимися крупными кольцами, которые она зачесывала в высокую прическу, оставляя вьющиеся пряди на лбу и на шее. Бабушка вышла замуж не слишком рано, пережив бесчисленные романы и увлечения. Дед любил ее безумно, она относилась к нему с глубокой нежностью и огромным уважением. Он был ее намного старше и умер, когда ей было чуть больше пятидесяти. Две недели бабушка провела в глубоком трауре, никого не принимая, затем, выйдя однажды к близким, которые сидели вечером около камина, сменив черное платье на более светлое, хотя и сдержанных тонов, она сказала:
