Брэнт Йенсен - Вендия 2. Незримые нити
— Сомневаюсь, — признался сотник.
— Связать его, — безо всякого пиетета к больному товарищу предложил Хасан. — В рот засунем кляп. Дверь закроем. После того, как «лекарь» его осмотрит, один из нас возьмет на себя обязанность ухаживать за ним.
— И кто же это будет? — с ухмылкой спросил киммериец. Ничего приятного в том, чтобы кормить, поить и убирать за безумцем, он не видел. — Ты или Масул? Я не могу: мне постоянно приходится бывать в городе.
— Мне все равно, — спокойно ответил Хасан. — Могу и я.
— Значит, так и решим, — согласился Конан.
— Но вот насчет того, что тебе постоянно приходится бывать в городе…
Хасан замялся и не договорил.
— Что?
— Ты уверен, что поступаешь разумно? — закончил фразу пожилой десятник. – Я понимаю, что у тебя обязательства перед Шеймасаи и Телидой, но вряд ли они не могут подождать несколько дней.
—– Я не боюсь, — ответил киммериец. Хотя на душе у него было гадко: своим расследованием он подставлял под удар всю сотню. — Всем отсидеться не получится. К тому же, не все вендийцы видят в нас врагов, нельзя терять связи с возможными союзниками.
— Наверное, ты прав, — сказал Хасан.
Чувствовалось, что киммериец не сильно поколебал его уверенность в том, что рисковать и покидать казармы, будет ошибкой. Масул молчал, но Конану казалось, что султанапурец скорее согласился бы с Хасаном, чем с ним.
— Вот и хорошо, — подытожил киммериец и огляделся по сторонам в поисках того, чем сподручнее было бы связать Амьена.
После недолгого обсуждения на веревки пустили шелковую рубашку туранца, предварительно разорвав ее на полосы. Ее же остатки и послужили кляпом.
Длительное время такие путы пленника вряд ли бы удержали, но, во-первых, Амьен пока не сильно рвался на свободу. Во-вторых, после визита лекаря десятника можно было уже без спешки устроить с большим комфортом.
Собирать вместе всех десятников киммериец передумал. Так он только бы привлек внимание к отсутствию Амьена. Ни к чему это было.
Вместо этого Конан обошел оставшихся семерых офицеров, поговорил с каждым из них в отдельности. Объяснил, что в Айодхье творится что-то не совсем понятное, в связи с чем солдатам запрещается покидать казармы. Никого такое решение не удивило. Десятники, похоже, не сомневались, что киммериец подтвердит приказ, ранее отданный Хасаном.
Про Амьена киммериец много говорить не стал, обмолвился, что ему нездоровиться, и что приемник Газила просил его пока не беспокоить.
Настроение у десятников, как показалось киммерийцу, было нормальным. Если кто и нервничал из-за слухов об излишнем внимании вендийских стражей к сотне почетного сопровождения, то никак этого не показывал.
Сам Конан тоже несколько приободрился по сравнению с тем состоянием, в котором он пребывал, когда обнаружил, что Амьен не помнит ничего о себе.
В том, что ничего страшного с сотней в ближайшее время не случится, киммериец был уверен. Они с Хасаном и Масулом сделали все, чтобы оградить отряд от неприятностей. Конану оставалось жалеть лишь о том, что он теперь не сможет рассчитывать на помощь своих солдат.
Но, по крайней мере, он не дал разыграть своим противникам никаких гадких комбинаций с сотней. Пока была ничья.
Из казарм киммериец направился в посольство.
Предстояло объясниться с Шеймасаи по поводу Амьена. Киммериец даже не мог себе представить, как отреагирует посол на известие о постигшем десятника безумии.
— Единственное, что точно — будет кричать.
Конан усмехнулся своему мрачному умозаключению.
Время постепенно приближалось к вечеру, а надо было еще навестить Телиду. Именно там киммериец планировал собрать наибольший урожай новостей.
Вообще от событий просто шла кругом голова.
— Сотник, еле тебя догнал! — неожиданно рядом с киммерийцем возник Бернеш. Десятник возник сзади Конана и опустил тому руку на плечо, привлекая к себе внимания. Вид у бастарда был, как всегда, самый бесшабашный. — Ты научился ходить по их улицам, как самый настоящий вендиец. Как только умудряешься ни на кого не натыкаться?! Я вот, за тобой пока гнался, чуть было корову не сбил, представляешь?
— Скорее, она тебя сбила бы, — не удержался киммериец от того, чтобы уточнить. — И зачем ты за мной шел? Я же только что отдал прямой приказ, чтобы никто не показывал носу из казарм.
— Без веской необходимости, — поспешил заметить Бернеш. — Пошли куда-нибудь отойдем с центра улицы.
Конан не стал спорить. Они завернули в закуток, образованный двумя домами, между которыми зачем-то возвели стену. Там была тень, и не было народу.
— У меня как раз была веская необходимость, — заверил киммерийца бастард. — Я хотел переговорить с тобой.
— Я думал, мы только что беседовали, — Конан не понимал, что могло подтолкнуть Бернеша к тому, чтобы подкинуть казармы. Бастард, конечно, всегда воспринимал приказы с несвойственной большинству солдат прохладцей, но просто так, чтобы покрасоваться, он нарушать бы их не стал. Должна была быть какая-то причина. — Ты не выказывал никакого недовольства моим запретом.
— Потому что я боялся, что нас могут подслушать, — заявил туранец. — Здесь я себя чувствую себя не в пример свободнее. Ты же не думаешь, что Хамар был единственной паршивой овцой в нашем стаде?
Откровенность Бернеша покоробила киммерийца. Конан никак не ожидал, что тот с подобной прямотой начнет обличать своих товарищей. Предположение бастарда казалось сотнику весьма разумным, он и сам пришел к подобным выводам. Правда, Конан знал про Амьена и фансигаров, а вот Бернешу это не должно было быть известно.
Вообще, поступок бастарда наводил на определенные размышления. Если не сказать больше – подозрения.
— Предлагаешь это обсудить? — жестко сказал Конан. Отвечать на вопрос десятника он не стал.
— И не только это! — не смутился Бернеш. — Ты же ищешь что-то. Тех, кто убил нашего посла? Или, может быть, того, кто околдовал Хамара?
— Ты хоть понимаешь, что ты говоришь? – спросил киммериец.
Десятник целенаправленно переходил рамки дозволенного. Наверняка в сотне шептались о том, чем вызваны столь частые отлучки северянина в город: вряд ли Конан казался солдатам просто любителем светской жизни. Но вот так открыто на эту тему с киммерийцем никто не решался заговорить. Даже Шеймасаи был более обходительным.
— Отлично понимаю, сотник, — сказал Бернеш. — Я ставлю тебя перед выбором. Либо ты сочтешь меня другом и союзником, и мы продолжим наш разговор. Либо решишь, что я не достоин доверия, и отправишь назад в казармы, приказав Хасану и Масулу за мной приглядывать.
