Андрей Егоров - Путешествие Черного Жака
Другие дрофы, тихонько постанывая, склонив свои недалекие бородавчатые головы, разошлись еще дальше в стороны. В центре поляны остались только я и крупная дрофа, которая, судя по всему, и была у них «королевой». Перен предупреждал меня о том, что мне предстоит с ней встретиться. Помнится, он упоминал, что сначала я должен буду развлечь королеву, а потом уже меня отдадут на поругание стае.
– Мой дружочек, – внятно проговорила она, заставив меня содрогнуться от ужаса: эта дрофа оказалась разумной, она владела человеческой речью. Вкупе с ее кошмарной внешностью это производило поистине удручающее впечатление.
Насколько я мог судить, она была уже немолода, и даже по дрофиным понятиям ее вряд ли можно было назвать красивой, даже просто миловидной, но было в ней что-то такое, что заставило меня оцепенеть и уставиться на нее во все глаза. Ибо она не была обыкновенной похотливой и тупой тварью, шарящей по болотам в поисках пищи и наслаждений. Нет. Она была сторонним существом, чуждым любому сходному с человеческим разуму, она внушала мне – на какую-то долю все же человеку – не просто неприязнь и отвращение, она внушала мне священный ужас. И с ней я должен был близко познакомиться!!!
– Постой-ка, ты разговариваешь? – Лучшее, что я нашелся произнести в этой ситуации…
– … Разговариваешь. – Ее реакция на слова была несколько замедленной, ответ приходил следом за сменявшимся выражением морды – лицом эту физиономию назвать представлялось затруднительным.
– На том же наречии, что и я, – сказал я.
– На том наречии, что и я, – подтвердила королева дроф и закивала.
Ей, может быть, и хотелось со мной поговорить, но ее кипучая натура звала ее в бой. Все дрофы мучились одним и тем же жестоким недугом: недугом постоянного сексуального желания.
– Мой дружочек, – опять сказала она, темным языком проводя по широким губам.
Интересно, где она научилась такому обращению. Может быть, ее звал «дружочком» Дори, которому удалось продержаться дольше остальных, или кто-нибудь еще из несчастных пленников, потерявших жизнь в бесконечных сексуальных упражнениях с этими кошмарными тварями. Руки мои были связаны, и, когда пахнущая болотом, нисколько не женственная туша рухнула рядом, я содрогнулся, но ничего не мог поделать.
– Мой дружо-о-о-очек, – запричитала сладострастная тварь, обхватив меня сильными лапами и стараясь прижаться своим животом к моему, я же изо всех сил пытался избежать этого неприятного соприкосновения.
Но она была крупнее меня и физически намного сильнее. Ее ладони шарили по моей спине, а когти резали одежду, и без того уже превращенную в безобразные лохмотья.
Я вспомнил свой парадный костюм в тот день, когда забрал его у портного и надел в первый раз, и от досады у меня заколотилось сердце… Всего какие-то две недели назад я сверкал великолепной выправкой на королевском балу и, элегантно заложив левую руку, правой держал за локоть и вел в танце красивейшую из женщин Паквилона – она принадлежала мне и только мне, – а теперь меня обхватывает лапами сладострастное бурое существо, пахнущее болотом, а рваные лоскуты одежды ничем не напоминают богатое платье, сшитое по случаю придворного бала…
И все же боги благоволили ко мне. Я убедился в этом в тот злополучный день, как убеждался многократно позже. Одним из когтей, движение которых она уже не могла контролировать, дрофа полоснула по веревке, стягивающей мои запястья, и та лопнула с характерным хлопком. Мои запястья, уже успевшие посинеть, внезапно оказались свободны, я вздрогнул всем телом и замер, опасаясь пошевелиться, чтобы не выдать своей радости. Дрофа, сотрясаемая спазмами яростного желания, не заметила происшедшего. Думаю, если бы она увидела, что мои опасные руки больше не связаны, она бы немедленно кинулась прочь, потому что только она одна могла додуматься до того, чтобы отдать приказ скрутить мне руки. Только она могла проследить столь сложную причинно-следственную связь и понять, что огонь и огненные знаки являются следствием действий, выполнявшихся моими ловкими руками.
Я потерпел ее навязчивое присутствие еще пару секунд, пока в мои посиневшие ладони возвращалась жизнь, а потом выбросил перед собой ладонь. Я совершал мгновенные и быстрые движения гибкими пальцами. Реакция дрофы была поистине удивительной. Через краткий миг оцепенения она пришла в себя, сбросила пелену сладострастия и вскочила на ноги. Королева дроф бешено заверещала, созывая стаю. Вырвавшийся из моих пальцев знак с силой ударил ее чуть выше ступней так, что она сделала в воздухе сальто, врезалась лицом в землю и ушла в мягкий дерн по самые слуховые отверстия. Ноги ее согнулись в коленях, и пятки сильно шлепнули по темному упругому заду. Насколько я смог заметить, больше она уже не шевелилась.
Дрофы принялись прыгать вокруг и вопить, в ужасе прикрывая поганые рты ладонями, совсем как это делают женщины, когда они чем-то ошарашены.
Не желая навлекать на себя новые неприятности, я стремительно побежал к деревьям, за которые утащили Перена по прозвищу Давай, разбрасывая вокруг себя огненные знаки. Пару раз они даже попали в цель: до меня донесся вопль пораженной жертвы.
Перепрыгнув несколько поваленных стволов, я выбрался на полянку, поросшую кустистым папоротником, где моему взору предстала отвратительная сцена с участием Перена и нескольких дроф. Остальные сидели полукругом, поглаживали низ живота, и утробно урчали от удовольствия. Я разрушил сложившийся порядок, когда вызвал метеоритный дождь. Целый град огненных знаков посыпался с неба, наполнив все вокруг свистом, грохотом и раскатами небольших взрывов. Один из знаков упал рядом с Переном и слегка оглушил его. На бегу я поймал узника дроф, который собирался завалиться, за локоть и потащил прочь. Он не сразу сообразил, что от него требуется, но потом его ноги стали различать неровности почвы, он прибавил шагу, и мы понеслись прочь с хорошей, все увеличивающейся скоростью.
Выглядели мы в этот момент крайне колоритно. Двое в изорванной в клочья одежде бегущие через лес. Мы ломились сквозь густой кустарник, перепрыгивали стволы поваленных деревьев и муравьиные кучи, спотыкались, падали, вскакивали и бежали дальше. Перену было немного проще, он по крайней мере был цел, а у меня все тело болело, кровоточили длинные рубцы, зудели мелкие порезы, кошмарно болела ушибленная голова. То, что Перен не страдает так, как я, вызывало у меня приступы жгучей ярости. К тому же мне казалось, что он бежит недостаточно быстро и задерживает наше продвижение к спасению – наверное, он не слишком горел желанием выбраться.
Должно быть, за годы, проведенные у болотных дев – если этих тварей можно было так назвать, – он превратился в настоящего дрофоизвращенца. Я, конечно, вытащил его из беды, но поклялся себе, что при первых же признаках человеческого жилья избавлюсь от подобного спутника.
