Александр Етоев - Как дружба с недружбою воевали
— Вася, — дрожащим голосом сказал хмырь.
— А фамилия?
— Ломов.
— Так вот, Вася Ломов, есть такая умная поговорка: «Бог не в силе, а в правде». Слыхал?
— Нет.
— Плохо, Вася, что не слыхал. Тебе бы с твоею силой в порту работать. Или в тайге, на лесоповале… А ты — только и умеешь что ломик свой сгибать-разгибать да честным людям фонари под глазами вешать. Ладно, Вася, иди, медпункт работает круглосуточно. И подумай над моими словами.
Покалеченный хмырь ушёл.
— Дурак он дурак и есть, — сказал Щекотун, когда они остались одни. — Только вы не думайте, не все в их компании такие, как этот Вася. Там есть ой-ёй-ёй какие пройдохи. — Щекотун насмешливо посмотрел на него. — Я ведь знаю, почему они за вами охотятся.
— Почему? — Андрей Т. не стал отпираться и строить из себя невинную дурочку.
— Потому, что они вас боятся.
— Именно меня? Интересный они сделали выбор.
— Вас, кого же ещё. Они же все из вашего сна. — Щекотун улыбался во всё лицо, прямо сиял от радости. Непонятно только, чему он радовался. Что в этой невесёлой истории он отыскал весёлого.
Андрей Т. усмехнулся кисло. Отвечать он не стал. И так было ясно, каков будет его ответ.
— Между прочим, вы можете извлекать из этого огромную выгоду. — Щекотун закатил глаза, должно быть, въяве представив себе эту самую выгоду, огромную, как гора Арарат, и богатую, как золотоносная жила. — Если, конечно, дело не дойдёт до Печати. — Он опустил глаза и вздохнул. — Тогда хана. Тогда они гуд бай — и уже не ваши. Вы здесь будете сами по себе, они сами по себе — только там. Но до двенадцати ещё время есть, так что не всё потеряно. — Щекотун вновь засиял, как начищенный медный чайник.
— Я что-то не понимаю. — «Ваши — не ваши», «сами по себе», «здесь и там», — от обилия этих тёмных фраз в мозгу у Андрея Т. наступило легкое помутнение.
— Очень просто, — млея от удовольствия, Щекотун принялся объяснять.
Из всех его путаных объяснений Андрей Т. усвоил для себя следующее.
Сделать с ним что-нибудь серьезное горбатая и ее уроды не могут. Они сами существуют лишь потому, что жив-здоров их создатель. Единственный для них способ сделаться от него независимыми — это зафиксировать его в полночь, во время Крайних Воздействий, Большой Круглой Печатью, хранящейся в директорском сейфе. То есть окончательно переменить ему имя и упечь его до скончания века в стены филиала НИИЧАВО. Здесь он будет в целости и сохранности культурно проводить свое время, а там они разгуляются на просторе, избавившись от своей зависимости.
— И выгоды вам от этого уже никакой, — закончил Щекотун и перешёл на другую тему:
— Как вам наша водная артерия? Нравится? Бзда — она только с виду скромная, пока течёт в Заповеднике. А на воле она широкая и могучая, особенно весной, в половодье. Сам я этого, конечно, не видел, а знаю из учебника краеведения. Посмотреть бы. — Он вздохнул. — Особенно те места, где она сливается с Тлёй и Ржой. Такая, говорят, красотища…
Он умолк на секунду, потом продолжил про речку:
— Это наша Рио де Оро. Чего здесь только не выловишь. От римских блях и греческих монет до пуговицы русского солдата. Один мой знакомый выловил порцию отварной рыбы под соусом «ридинг», кровавый ростбиф с приправой из мухоморов, пирог с ревенем и крыжовником и кусок честерского сыра. Это не считая нескольких чашек превосходного цейлонского чая «Прин— цесса Нури». Вы представляете?
Всё это было интересно, и даже очень, но Андрей Т., пока Щекотун рассказывал, то и дело поглядывал на часы. Он нервничал, время таяло.
Щекотун посмотрел на шахматную доску, зажатую у Андрея Т. под мышкой.
— Решили, как в молодости, на доске? Теперь это называется сёрфинг. — Он потрогал лакированную поверхность. — Хорошее дерево, настоящее. Такое не подведёт. Бревно, или там какая коряга, пусти их в проточную воду, они и поплывут по течению. А шахматы — те с характером. Они плывут всегда против. Как стружка от гроба или скорлупа от змеиного яйца. Или рыба, когда на нерест идёт. Вам помочь?
— Спасибо. — Андрей Т. осторожно положил раскрытую доску на воду, лакированными клетками вниз, и так же осторожно, как положил, ступил на доску ногами. — И вдвойне спасибо, что выручили. — Он тихонько оттолкнулся от берега.
— Пожалуйста. — Щекотун стоял у воды и махал Андрею рукой. — Такая моя судьба, всегда кого-нибудь выручать.
Скоро его фигурка исчезла, съеденная речным туманом.
ГЛАВА 12
Он давно потерял счёт времени — то ли время остановилось в беге, то ли оно, как борода на лице, вело себя в Заповеднике не по правилам. Плыть на доске было тесно и неудобно. Ноги сводило, и тогда наш путешественник, преодолев брезгливость и беспокойство, примостился на доске сидя, а ноги опустил в воду.
И сразу же пожалел об этом. Что-то скользкое и холодное ухватило его за пятку, пощекотало её недолго и отпустило. Андрей Т., едва не потеряв равновесие, выдернул ногу из воды и разглядел у себя на пятке короткую неумелую надпись синим химическим карандашом: «Прямо мель, бери левее, к фарватеру». И подписано: «Лейтенант Скворешня».
У него отлегло от сердца. Он стал загребать левее, чтобы не загорать на мели. Справа, по ходу плавания, в темноте затрепетал огонёк.
— Эй, там, на доске! Не желаете присоединиться к ужину? — послышался издалека голос.
— Спасибо за приглашение, не могу, — крикнул в ответ Андрей Т.
— А что так?
— Спешу.
— Жаль. Опять нам сидеть голодными.
Андрея Т. передернуло. Выходит, не все обитатели этой речки были такими доброхотами, как Скворешня.
Доска плыла и покачивалась, покачивалась и плыла, и было это так медленно и сонливо, что Андрей Т. не заметил, как задремал.
Сколько он проспал, неизвестно. Проснулся он от тихих ударов — дерево стучало о сталь. Шахматная доска постукивала о стальную решётку, перегораживающую русло реки. Толстые прутья решётки тянулись от поверхности вверх; нетрудно было предположить, что точно такие же прутья тянутся до самого дна.
Андрей Т. потрогал металл. Ни ржавчины, ни налета гнили. Опять этот проклятый стибон. Одним словом, приехали.
В стороне, наверно на берегу, раздавались тихие скрипы. Он прислушался: похоже, скрипело дерево. Андрей Т. направил доску туда, руками перебирая прутья. Двигался он осторожно — не хотел, чтобы его обнаружили. Скоро из прибрежной неразберихи, мутных пятен и щербатых теней, стало вырисовываться строенье. Странное это было строенье, угловатое какое-то, дёрганое, перекошенное и как будто живое.
Жёлтый свет из маленького оконца освещал прибрежный песок и какую-то костлявую лапу, очень похожую на куриную. Вела она себя вроде мирно — вяло ковырялась в песке да почёсывала лениво брёвна, выскребая из них мох и труху.
![Харлан Эллисон - Время глаза [Время ока]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
