Екатерина Соловьёва - Хронофаги
— Отец Бертран…
Он обернулся и побледнел. Жаннетта, растрёпанная и печальная, сама протягивала хлебный нож. Жилет и шаль она оставила в кладовке, оставшись в платье, которое ей было мало и, наверняка, жало в бёдрах.
— Жанет… — начал он, и тут видение с окровавленными губами накрыло так яростно и жестоко, что Бертран застонал.
Очи налились багровым и всё-всё-всё, кроме статуи перестало существовать. Выхватив нож, он схватил девушку за волосы и полоснул по белому горлу. Тугой горячий поток хлынул прямо в глаза, диакон зажмурился и отпустил жертву. Она почти не кричала, но добить резким ударом в сердце ума хватило. Смочив дрожащие пальцы в крови, Бертран мазал и мазал рубиновые губы, плечи и соски. И падая в тяжёлое забытьё, он увидел то, чего так добивался — мёртвые уста ожили, разомкнувшись в хищной улыбке, но вместо зубов или языка показалась бездна, чёрная, как грех, и бесконечная, как сам Хаос…
Юноша не знал, сколько длилась тьма, но до сознания вернулся слух. Говорили двое, один с явно восточным акцентом, второй с северным.
— Сэм, может, Великий Змей ошибся? Суккуб сломала его всего за три дня!
— Йормунганд никогда не ошибается, ты же знаешь, Джамал. Нужно дать парню шанс.
— День слияния колец миновал совсем недавно. Может, Великий Шеша ещё не пришёл в себя?
— Уроборос не может ошибиться, — вмешался третий голос, удивительно мощный и тяжёлый. — Посмотрите на его волосы, Змей сам отметил его.
— Где я? — прошептал Бертран. Перед глазами плыли разноцветные пятна.
— Почему бы тебе не спросить, где крошка Жанетта? — возмутился "восточный".
Молодой человек попытался и снова потерял сознание…
"Oh, le piaf, mon piaf…" — мысленно простонал кардинал и вдруг понял, что произнёс это вслух.
— В чём дело? — голос Олега вернул в действительность. — Наш балбес расшалился? Ручонки распускает?
Здоровяк закрыл дверь в квартиру и, передав пакеты с продуктами Мартину, демонстративно закатал рукава. Валентин попытался дать дёру, но чтобы пробиться сквозь массивную фигуру кардинала, нужно было стать по меньшей мере призраком. Олег поднял вора за шкирку, пристально разглядывая.
— Бить-то тебя жалко, малец вон как славно навалял. Но надо.
Он быстро ткнул куда-то в область печени, солнечного сплетения и за ухом. Валентин только глухо охал и сдавленно матерился, сильно напоминая марионетку: руки бессильно повисли, голова свесилась набок.
— Выставь его за дверь. Пожалуйста, — попросила Иветта.
— Позже, с твоего позволения, — пробасил Олег, — чует моё сердце, этот поганец нам ещё пригодится. Глядишь, за три дня человека из него сделаем…
Голубоглазый мальчишка — будто брат-близнец недавней маленькой гостьи, уселся на диван, небрежно почёсываясь и с недоверием поглядывая на Валентина. Пижама едва не трещала на широкой груди, штаны еле закрывали колени, болтаясь на бёдрах.
— Ты кто? — пусто спросила Вета. — И откуда здесь взялся в моей пижаме?
— Рррем, — по-волчьи оскалился парень. — Женщин надо защищать.
— Угу, — задумчиво кивнула девушка, потирая виски.
— А особенно матерей.
— Угу…
— А твоя мама любила тебя?
Вета задумалась. Старые воспоминания отдавали болью и нежностью. А ещё мамиными духами — лаванда и роза, когда она склонялась, чтобы поправить одеяло, перед лицом всегда покачивался маленький золотой кулон в виде четырёхлистного клевера.
— Да… конечно, любила…
Затем помолчала и внезапно заговорила: торопливо, неразборчиво.
— Ты знаешь, когда я была маленькая, я страшно не любила вставать по утрам. И она… она говорила мне, что время, которое я просыпаю, собирают в мешки ольшики. И чем больше этого времени, тем быстрее они построят дорогу из своей страны. А потом вылезут из-под кровати и утащат к себе в тёмные норы… Я верила. Каждое утро рано вставала. А когда… её не стало… я наоборот сначала спать по утрам. И просыпать. Будто назло. Чтобы они забрали меня к себе. А вдруг она тоже там, у них?.. Мне иногда даже снились их норы… только это не норы, а большой замок с флагами, на стенах густой плющ, а с потолка, представляешь? Всё время лепестки сыплются!..
Она вымученно рассмеялась собственной выдумке и обернулась. Лучше бы она этого не делала, потому что перед ней снова сидела девочка: фигура стала меньше, грудь?же, пижама снова легла почти в размер. Римма улыбнулась и доверчиво потёрлась о плечо.
"Да по мне дурка плачет…" — тоскливо подумала Вета.
— Идём, — тяжёлая рука Олега легла на плечо. — Посмотришь, как Старик проникает сквозь пространство к Началу Начал. Да и Мартину надо помочь продукты разгрузить.
— А он? — девушка кивнула на обездвиженного Валентина, что сломанной куклой стонал в углу, опершись на стену.
— Возьмём с собой, — улыбнулся кардинал. — Надо торопиться.
— А мальчик? Он же де…
— Нет времени. Идём же.
Он посадил вора в углу на его же куртку, а сам занял место Мартина, который раскладывал продукты в холодильнике. Римма рвалась помочь, но девушка строго-настрого запретила, приказав забраться под одеяло и ждать её. Вета покосилась на бледного, как привидение, Бертрана, истово вращающего кольцо, и, вздохнув, оттеснила зеленоглазого хранителя. Чего только не было на полках! Банки с йогуртом, дорогущая ветчина, сыры нескольких сортов, маринованные грибы, копчёная форель, мешки шоколадных конфет, гусиные паштеты, сардельки, яйца, пельмени…
— А это что такое? — она показала две бутылки водки и бутылку мартини.
— Одна тебе, вторую по дороге подарили, — не отрываясь, бросил Олег. — Ребята у вас тут весёлые. Закурить просят, а как дашь… в зубы, так подарки дарят.
Вета пожала плечами и сунула алкоголь обратно, в кармашек дверцы. Булки она убрала в хлебницу, фрукты помыла и выложила на стол в чашке. Вынув нож, она отрезала кусок банана и с аппетитом съела его.
— Кажется, всё, — напряжённо объявил Бертран. На его висках темнели дорожки пота, голубые глаза покраснели. — Давай Старика.
"Что ж это такое ты по-французски шептал?" — подумала девушка.
Зелёноватое облако в центре кухни сгустилось, обретя форму шара, и начало кружиться вокруг своей оси подобно газовой планете. Однако, старика все эти фокусы совершенно не интересовали: он с видом философа-пифагорейца ковырял в носу, затем доставал содержимое и детально рассматривал в свете лампочки.
Мартин занял место Бертрана, когда тот аккуратно взял бога под руку, как престарелого дядюшку, и бережно повёл к вращающейся сфере.
— Иди на глубину, в подсознание, по дорогам древности… Вспомни, вспомни всё, что было с самого Начала!
