Алексей Корепанов - Найти Эдем
Запертая дверь, конечно, не помеха, думал Павел, но там, в коридорах, в переходе, ведущем к дому наместника, полным-полно охраны – вполне успеют продырявить автоматной очередью или проткнуть десятком стрел. И не спасут никакое способности. Нет, если придется уходить – то другим путем. Но пока стоит подождать возвращения Стража – может быть, он действительно скажет о Земле? Долго, однако, они там беседуют с наместником о его, Павла, дальнейшей судьбе…
Гулко прокричали в глубине коридора – видно, звали кого-то из охраны
– и мимо двери протопали тяжелой рысью, на мгновение мелькнув в квадратной прорези, громко ворча на бегу. Топот удалился и снова все стихло. Павел прислонился головой к стене, ощутив виском холодную неровную поверхность камня, и закрыл глаза. Он не мог определить, сколько времени провел в этой искрящейся темноте внутри раскрывшегося холма, окруженного Заколдованными Деревьями. Не было никакого Черного Стража, никого и ничего не было, кроме черноты с то близкими, у самого лица, то далекими золотистыми искрами. Он не чувствовал под ногами опоры, не чувствовал никакого движения, словно застыл под водой, не достав дня, в темном иорданском омуте под обрывом Ванды. Он двигал ногами, разводил в стороны руки, не ощущая ни малейшего сопротивления воздуха. Золотистые искры подплывали к лицу, скользили по щекам – но не обжигали, и их прикосновений не чувствовалось, а может быть и не было прикосновений. Чернота казалась то слишком тесной, как в детстве под одеялом, когда бьет по стеклам дождь, то беспредельной, расползшейся в разные стороны, подобной таинственной библейской внешней тьме, наполненной плачем и скрежетом чьих-то зубов. Чернота была необычной, совсем непохожей на ночной лесной мрак, вообще ни на что непохожей, и Павел испугался, что умер и обречен теперь веки вечные висеть в этой темноте. Черный Страж представился ему мертвецом, который выходит из могилы и живет среди людей, а потом вновь возвращается в царство смерти. А он-то, глупец, осмелился преследовать мертвеца!
От испуга Павел начал думать и решил, что еще не поздно собрать все силы, послать мысленный приказ и вернуться в Лесную Страну, вновь стать живым. Он приказал себе не паниковать и сосредоточился.
«Откройся, откройся, откройся!»
Зашелестело, надвигаясь, зашумело недалеким водопадом, засуетились, отпрянули, брызнули врассыпную золотистые искры, только что застывшие мерцающим кругом – и исчезли. Сгустилось, затвердело за спиной, несильно толкнуло – и Павел шагнул вперед, выставляя руки, покатился вниз, приминая что-то податливое, похожее на траву – и его оглушил прежний страх, что удерживал перед Заколдованными Деревьями.
Но теперь Павел знал, как поступать со страхом. Бросил его, ослабевшего, в увеличившееся солнце, и, лежа в зарослях каких-то растений, совсем непохожих на волчий мох, начал разбираться, что к чему, и с какой стороны холма его выбросило, и почему вокруг странный полумрак, и где же утро?
Первым делом он посмотрел вверх, ища глазами источник неяркого, отнюдь не солнечного света, – и едва сдержал крик. В небе, в окружении сочных колючих звезд, висели два бледных полумесяца – один побольше, другой поменьше, – излучая мягкое приглушенное сияние. А звезды? Это были совершенно незнакомые звезды! Потрясенный Павел торопливо обшаривал взглядом небо, отыскивая привычные созвездия. Где Ноев Ковчег, где Небесная Гора, Храм, Тропа Трех Охотников, Звездное Колесо, Крест?.. Откуда эти светящиеся видения в форме полумесяцев? Неужели он все-таки умер и попал в загробный мир? Кто ждет его здесь: предки-основатели, Ванда, Безумная Лариса, дед Саша?.. Неужели такое вот оно и есть, царство смерти?
Он встал во весь рост среди высоких, ему по грудь, растений, источающих незнакомый приятный запах (что, и после смерти можно чувствовать запахи?), и огляделся. Он находился у подножия невысокого холма, поросшего все теми же душистыми растениями, вокруг в полумраке угадывалась долина, и в отдалении горели костры, полукругом охватывая холм. У костров виднелись чьи-то фигуры.
Павел поспешно присел, погрузился в растения. Даже в загробном мире следовало быть осторожным. И мертвым он себя совсем не чувствовал. Надо уйти отсюда, решил он, пробраться за костры, укрыться в долине и дождаться утра. Ведь и в царстве смерти должно же быть утро!
Растения шуршали, приходилось осторожно разводить их в стороны, и передвижение к кострам получалось очень медленным. Павел взял чуть вправо, чтобы прокрасться между двумя ближайшими к нему кострами – и остановился. Рядом тянулась широкая дорога, вымощенная каменными плитами. Дорога вела от холма в долину.
«Уж не Стражи ли по ней ходят?» – подумал Павел, вновь углубляясь в заросли.
Оказавшись, по его расчетам, между кострами, он медленно, задерживая дыхание, выпрямился и обнаружил, что уже миновал огненный полукруг. Ближайший костер, потрескивая, горел совсем близко, возле него на груде сучьев, боком к Павлу, сидели двое в темных широких накидках, перехваченных поясами, выставив к огню босые ноги. Они были черноволосы и бородаты, и очень похожи на обыкновенных людей. Павел вслушался в их неторопливый разговор – и ничего не понял. Бородачи переговаривались на неизвестном ему певучем языке.
Павлу вспомнилась библейская вавилонская башня. «И смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого». Что, в царстве смерти говорят не так, как в Лесной Стране? Он сосредоточился, пытаясь уловить фон. Есть… Расслабленность… Благодушие… И в то же время – легкая настороженность, расплывчатая тревога. Кого-то опасаются? А это что? Один из бородачей переменил позу – повернулся на бок, опустив колено, – и Павел увидел лежащий на сучьях короткоствольный автомат на широком ремне, почти такой же, какие остались в Лесной Стране еще со времен предков-основателей, и еще какое-то диковинное оружие наподобие короткого лука с непонятными приспособлениями и торчащей остроконечной стрелой.
Глубже, глубже… Вжиться в фон, слиться с ним, нащупать мысли, тот момент, когда мысль воплощается в слово, поймать, уловить эти точки, скользить от мысли к слову, проникая в смысл в миг рождения речи. Вот так, вот так… Забрезжило, налилось светом, засияло маленькое солнце, освещая сознание, была пройдена неуловимая черта – и прояснилось…
– …веришь, нет – и так весь кувшин, до дна, – говорил тот, что полулежал на боку, подперев щеку кулаком и лениво пошевеливая босой ступней. – Только сопит и багровеет. Я ему: «А второй сможешь?» А он посопел, по животу похлопал, подмигивает и кричит: «Луиджи, тащи кувшин!» Клянусь Священным Холмом! – Бородач повернулся в ту сторону, откуда пришел Павел, и перекрестился. – Представляешь такую глотку?
