Юлия Панченко - Аннотация
Мастер одним плавным движением поднимается с пола, смотрю на него, отшатываюсь.
Его лицо побелело, желваки ходят на скулах, губы сжаты в тонкую нитку. Руки сжаты в огромные кулаки, тело напряжено, кажется, он вот-вот набросится, разорвет меня в клочья.
В глазах - таких родных, янтарных - разлилась бездна. Нет даже воспоминаний от былой мирной пустоты. Сейчас там огонь - всепоглощающий, карающий, жестокий. Этот жар готов вырваться, сжечь все вокруг дотла, до серого, унылого пепла.
Я никогда не видела его таким. Даже не подозревала, что он может быть...адовым пеклом. Глядя на него, вся злость схлывает, по коже ползут ледяные мурашки, а внутри тела - жар.
- Показала, чтобы ты не смотрел так равнодушно! Что бы ты знал, как скучала за тобой, Алекс! Ты был моим оплотом - моей надеждой. И как больно было услышать твое "все равно"! Понимаешь? - он не меняется в лице, а мне становится страшно - за него. Что произошло? Почему он такой? Я думала, что он примется целовать меня, будет рад, что я вернулась.
Закрыла лицо руками, глубоко вдохнула, так, что легкие засаднило, а голова закружилась. А потом выдохнула, подошла к нему вплотную, обняла за талию. Прижалась щекой к груди и услышала, как бьется его сердце - бешено, с нечеловеческим ритмом. Оно просто рвалось, рисковало пробить ребра. Долго, очень долго обнимала его, а потом почувствовала, как каменное тело Мастера постепенно расслабляется - он уже не звенел от напряжения. Не хотела его отпускать, хоть он не обнял меня в ответ и на этот раз. Когда сердце Алекса уже не грозило сломать грудную клетку, я шевельнулась, а он отмер. Взял прядь волос, поднес ее к лицу и вдохнул запах. Потом прижал меня к себе так, что позвоночник захрустел.
Мелькнула мысль, что он меня вспомнил. А следом пришла еще одна - неужели он забывал?
Отбросила их, и поняла, что держусь на честном слове - сил не осталось никаких. Вымотала меня истерика.
Мастер словно очнулся. Приподняв, шагнул к постели, усадил меня. Я запахнула халат, решив, что он вдоволь насмотрелся на мое белье.
Опустила голову, внезапно подумав, что я теперь неверная - пусть и не нарочно, но знала другого мужчину. И это осознание было таким гадким, липким, до дрожи пугающим, что не передать. Мне было стыдно, что я показала Мастеру все. Что он увидел мое предательство. Если бы я могла - я вернулась и не допустила бы всего этого, не знаю как, но не позволила бы. Но вернуться я не могла. К сожалению.
Словно прочитав меня, Мастер опустился рядом на кровать, положил руку мне на спину и произнес жестким, абсолютно безжалостным голосом, в котором не было и тени сомнения:
- Найду его.
Я ему поверила.
Глава тринадцатая.
Мастер изменился. Не осталось и следа от того Алекса, которого я знала "до". Теперь это был кто-то идентично похожий, по прежнему родной моему сердцу, но не тот, что раньше.
Сложно в точности описать эти самые отличия. Новый Мастер иначе смотрел - во взгляде поселилась пустота, которую иногда сменял жар, а порой и леденящий холод. Иначе говорил - чаще рублеными, короткими фразами - скупыми на какие-либо эмоции.
Он словно стал жестче, и намного - в сотни тысяч раз равнодушнее. Он выгнал слуг, и мы остались в замке практически одни - не считая Мэй и пары горничных. Теперь в нем сделалось пусто и мрачно - не слышался смех и всевозможные досужие разговоры. Радовал только запах выпечки, что сладко разносился по всему замку - это Мэй пыталась откормить меня. По первости она рыдала, обнимала меня, и подолгу не хотела выпускать из объятий. Я видела, как за дни, что меня не было, поседели ее волосы, а морщины - горькие складки у рта, стали глубже, и понимала, что эта женщина - дороже биологической матери.
И все же я шарахалась от каждой тени в замке - беспокоили неясные тревоги, а еще и болезненные воспоминания не давали покоя, но это длилось недолго. Через несколько дней после возвращения, когда были готовы мои новые комнаты, Алекс меня запер.
Просто вывел из прежней спальни и повел в свое крыло.
Новое жилище - кабинет, спальня и ванная, располагалось дальше от его покоев, но в одном коридоре.
Когда огляделась, не могла взять в толк почему нельзя было остаться в прежней спальне - и зачем мне собственный кабинет? На мой вопрос Мастер ответил, что я остаюсь тут надолго и выходить мне категорически запрещено. А потом вышел, и наглухо запер двери магией такого уровня, что от ее силы закружилась голова.
Окна выходили на юг - за ними о скалы разбивалось волнами море, а высота была такая, что я поняла - сидеть на подоконниках желания не возникнет.
В целом, жилище было уютным - три смежных комнаты. Кабинет заставлен всевозможными книгами - как научными, так и художественными. В дубовом, с красным отливом столе - широком, гладко отполированном и вкусно пахнущем лаком, нашлись инструменты для рисования и письма. Стол находился прямо по центру кабинета - у стены. Слева и права - окна, покрытые коричневыми занавесками. И пара мягких, высоких кресел - одно хозяйское, а другое гостевое по обеим сторонам стола. Книжные стеллажи - от пола до потолка, стояли у стен по периметру комнаты. Картину завершал пушистый светло-коричневый ковер с длинным ворсом. Как ни крути, а стол - красавец, в которого я сразу влюбилась, был центром интерьера.
Тут не было никаких милых сердцу вещей - ни картин, ни фигурок животных, что я так любила. Спальня не была роскошной - все такое же простое, в теплых тонах. Из меблировки кровать - широкая и мягкая, да шкаф - скромных размеров. Все вырезано из лучшего дерева, от чего кружилась голова - запах в комнатах стоял упоительный. Нагретые, лучащиеся светом - видно было, как пылинки плывут в воздухе, скромные, но уютные апартаменты стали моим жилищем.
Забегая наперед, скажу, что очень и очень надолго.
Дни летели, я сидела взаперти и много читала - книги заменяли мне все - воздух и развлечения. Еду приносил Мастер, а иногда Мэй. С поварихой удавалось немного поболтать - она рассказывала новости, но все больше шепотом. Тоже уловила переменчивость хозяина. Мастер же надолго не задерживался - порой не говорил и слова. Ждал, пока поем и уходил.
А однажды пришел с горящими глазами и повалил на кровать. Пыталась отвечать на его ласки, но он не давал, грубо сжимал мне руки над головой и делал все по-своему. С тех пор и поселилась в душе ноющая боль. Я стала заложницей у своего любимого. Была рабыней, которой нельзя проявить даже каплю воли.
Собственно, именно отсюда и следовало начинать рассказ, но очень уж увлекли меня воспоминания.
- Сколько я еще буду взаперти? - ела ужин, и как бы между прочим поинтересовалась у Мастера.
