Тони Уайт - САТАНА! САТАНА! САТАНА!
Иди– ка к папочке.
В голове ее громыхали «Верджин прунз», тошнотворные лица демонов танцевали перед глазами, но тошнотворней всего была знающая ухмылка Билко. Он сделал это ради нее! Что за хуйню он несет?! Полагал поди, что она восхитится, или типа того… ФУ, БЛЯ!…
Иди– ка к папочке.
Ты проебал своей шанс, подумала Дэб. Бесповоротно проебал свой единственный шанс.
XII
– Аминь! – дружным хором пропели послушники.
– И меж семи свечей был один, как Сын человеческий, в белых одеждах до самой пяты своей и подпоясан по чреслам золотым поясом. Лицо его и власа были белее шерсти, белее снега; и очи его были словно огни…
Иеремия Джонс простер руки над склоненными головами паствы.
– Аминь! – пропели они еще раз и содрогнулись, узнав в лишенном пигмента пророке лицо из священного писания.
– Один из нас согрешил! – пророкотал Джонс. Мгновенно подняв свой взор от раскрытой Библии, лежащей на кафедре, он сканировал штабеля смазливых послушников, павших перед ним на колени, пока глаза его не опалили того из них, что казался смущеннее прочих.
– Брат Джонатан, – прогремел Джонс, – брат Джонатан! Осмелишься ли ты предстать пред Христом и убить любовь?
Объект пристального взора священника явственно вздрогнул, после чего его тело, будучи выебано чувством вины и мгновенно ослаблено превосходящими силами истинной веры, выблевало прямо на пол жгучую желчь.
– Ибо это – то, что ты сотворил, брат Джонатан! Ты убил Христову любовь! Истинно говорю тебе, это ты вогнал гвозди в руки Его!
– Аминь! – раздался ответ послушных послушников.
Брат Джонатан вытер рот рукавом и горестно зарыдал.
Страдающий без меланина священник опустил руку вниз и взял с кафедры некий предмет. То был недельной давности номер «Нью Мьюзикл Экспресс».
Полыхая глазами, Джонс хлопнул газетой в воздухе, после чего, понизив гоос до шепота, он огласил грехи брата Джонатана.
– О возлюбленные, – промурлыкал он, – О дети мои. По что вы меня оставили? Господь мой, прости брата Джонатана, он сам не знает, что творит. Истинно, некий бес соблазнил его мыслями о земных наслажденьях, и песнями…
Он вознес над своей головой «Нью Мьюзикл Экспресс» и радикально повысил громкость:
– … самого Сатаны!!! Он принес эту мерзость в храм Господень, и гореть ему в Геенне огненной!!!
Брат Джонатан в ужасе поднял голову. Он купил «Нью Мьюзикл Экспресс» в городе и спрятал у себя в спальне. Джонс обнаружил газету, и теперь брат Джонатан точно отправится в Ад. Ибо он согрешил. Его соблазнила Мать Всех Блудниц, он убил Христову любовь и воистину заслужил полыхать в Аду весь остаток вечности. Он конвульсивно содрогнулся еще раз, и горькая жидкость еще раз рванула из его нечистого тела.
– Но… – Джонс опять перешел на шепот, и апостолы альбиноса потянулись вперед, чтоб услышать Истину, что он возгласит. – Но пути Господа, нашего Бога, воистину неисповедимы. Ибо именно Он приказал брату Джонатану прочесть сие посланье из Геенны огненной. И именно Он заставил брата Джонатана спрятать сию греховную мерзость именно там, где, как Он знал, Его скромный слуга обязательно ее обнаружит! Ибо Господь, ваш Бог, показал мне пути Свои. Господь, ваш Бог, показал мне Истину и Свет Свой. И Господь, ваш Бог, показал мне вот ЭТО!!!
Джонс ткнул пальцем в рекламное объявление на последней странице модного поп-обозрения.
– Господь, ваш истинный Бог, использовал нашего возлюбленного брата Джонатана, как марионетку, и показал мне, что воистину Сатана не преуспеет в делах его! ЧТО ЖЕ ЭТО ЗА МЕРЗОСТЬ?! – прогрохотал он, снова и снова тыча в страницу своим смертоносным указательным пальцем, – Я скажу вам: это – фестиваль НОЧИ!!! Фестиваль ГРЕХА!!! Фестиваль ЗЛА!!! А значит, фестиваль САТАНЫ!!! Благодарю тебя, Господи, за то, что благословил брата Джонатана и дал ему сообщить нам волю Свою!
Брат Джонатан тихо охуевал. Его только что вытащили из пропасти вечного проклятия. Его смертный разум был не в силах справиться с такой переменой своей духовной фортуны, и, оглушительно пернув, брат Джонатан упал в обморок.
– Братья и Сестры, – пророкотал валлиец, – несите его сюда, чтобы он был благословлен Любовию Божьей и братством Святого Духа!
Если бы брат Джонатан был в сознании, он почувствовал бы, как руки множества тварей Господних возлегли на него. Как его поднимают, несут и кладут на алтарь. Как запястья его и лодыжки привязывают к четырем углам. Как руки сдирают с него мирскую одежду и оголяют его перед взором Господним.
– Встаньте в круг, о воистину верующие, – пропел Джонс, – и мы крестим Брата нашего именем Бога!
Послушники единодушно раздвинули рясы.
Брат Джонатан пробудился и увидел одну из своих Сестер; раскорячившись у него над мордой, она скользнула рукой в промежность и разгребла золотистые локоны, обрамлявшие ее неземную дыру. Увидел, как она ловко надрачивает свой клитор, и как он мгновенно краснеет и набухает. Он попытался вырваться из ремней и всосаться в ее пизду. Он почувствовал запах сока любви, закипавшего в ее святой щели, и увидел он, что это хорошо. После чего она разрядилась священными водами реки Иордан. Отвращая лицо от горячих, сладких струй ссаки, он увидел, что окружен Любовью, и ощутил, что теплые воды реки Иордан омывают всю его кожу, что все его Братья и Сестры благостно ссут на него.
Когда последние капли были сброшены с членов и выдавлены из пизд, и когда ссака образовала под ним огромную лужу, ему стало вдруг холодно, и он бессознательно съежился.
– Переверните же вашего возлюбленного Брата, чтоб он был полностью благословлен! – скомандовал Джонс. Послушники сгрудились в кучу и сняли ремни, которыми Джонатан был привязан, после чего весьма жестко положили его брюхом вниз и вновь обездвижили.
Мановеньем руки Иеремия Джонс приказал органисту играть. До Рождества было далековато, но он выбрал гимном дня «Кончайте грязнуть в грехе, о истинно верующие», и, когда заглохли протяжные ноты вступления, Джонс велел всем послушникам петь вместе с ним.
– Итак, брат Джонатан, готов ли ты сжать в объятиях тело Христово, чтоб навсегда войти в Райское Царство?
Джонатан молча кивнул. Он мечтал о Спасении. Он не хотел тлеть в Геенне огненной весь остаток вечности. Он ощутил дуновение ветра на своих ягодицах – то Джонс снял с себя свою белую мантию и ослабил золотой пояс; ощутил, как сей пояс порет его по заднице раз, другой, третий… А потом, когда дружно поющие послушники достигли крещендо припева знаменитого рождественской песни, Джонс вогнал свою любовную кость глубоко в жопу верного апостола и начал наяривать в такт с бодрящим органным музоном.
