Сергей Лисицын - Молот Времени: Право сильного
Они почти успели, но лишь почти, – три четверти всадников проскочили, ускользнули из захлопывающегося капкана. За спиной остались крики, и ржание коней, и звон столкнувшегося оружия. Мы не оборачивались.
Впереди – отряд пращников, спешащий к месту прорыва. Небольшой, не более сотни человек. Смазка для меча. Они должны были разбежаться, в панике бросая свои сумки, набитые снарядами.
Не разбежались... Самоубийцы.
«Вью-у-у, вью-у-у, вью-у-у-у!» – со свистом раскручивались пращи, и спустя мгновение камни устремились к цели. Не шаровидные снаряды, одинаковые по размеру и весу, из свинца или обожженной глины, – но неровные голыши, наверняка собранные в высохшем русле Лигонга.
Попасть из пращи, тем более таким примитивным снарядом, в быстро скачущего всадника можно лишь случайно. Кое-кого из наших случай подвел: я услышал за спиной исполненное боли конское ржание и несколько звучных ударов по щитам и шлемам. Времени для второго залпа мы не дали, врубились на полном скаку в беззащитный строй.
Они не кинулись наутек даже сейчас... Выхватывали ножи, бросались на лошадей, пытались дотянуться до всадников... Грудь моего жеребца опрокинула одного, второго, третьему я отсек руку, сжимавшую кривой нож-засапожник. Один пращник, совсем мальчишка, оказался почему-то без ножа: я увидел, как он ухватился за стремя и попытался запустить зубы в ногу бойца Храма, – но тут же рухнул под копыта с разрубленной пополам головой.
Загнанная в угол крыса, пытающаяся укусить матерого пса-крысолова, – и та имеет больше шансов на победу. Мы почти не сбавили хода, оставив позади зарубленных и растоптанных.
Расстояние между нами и холмом, где расположилась ставка мятежников, сократилось до четверти лиги. Я уже видел группу людей на его плоской вершине. Видел знамя на высоком древке над их головами: трехцветное, бело-черное с широкой багровой каймой по краю...
Убежать, скрыться главари мятежа не пытались. Зачем? Резерв, плотно обступивший возвышенность, наверняка состоит из лучших бойцов. Косиньеры, мечники (хотя мечи у одного из десяти, остальные с топорами и палицами). Лучники собраны здесь же.
Соотношение сил – один к тридцати. Жалкая полусотня против полутора тысяч. Отряды, сквозь строй которых мы прорвались, преследованием не занялись, не подставили тыл конным ротам королевской пулы. Казалось, нам предлагали: хотите унести ноги – уносите. Но если желаете совершить самоубийство – всегда к вашим услугам.
Повинуясь моей команде, полусотня сгрудилась напротив мятежников, за пределами арбалетного выстрела. Я быстро оглядел поле сражения. В районе вагонбурга и на левом фланге драка продолжалась, старый вахтмайстер старался помочь, чем мог, и оттягивал на себя как можно больше врагов. Стрелы, похоже, закончились, и всадники схватились с врагом врукопашную...
А справа сгущался туман, заволакивал поле сражения, на глазах делался непроницаемым для взора. Наверняка магической природы, не случается туманов в этих местах в такие солнечные деньки. Кто его автор – Гаэларих или же противостоящий ему маг – непонятно... Но разбираться времени не было.
– Оставаться на месте! – приказал я. – Атакуете, когда строй будет прорван.
Солдаты Друэна смотрели с недоумением, но те из наших, кто побывал на Серых Пустошах, не удивлялись. Знали, что я имел в виду, и видывали, как это делается...
Я спрыгнул с жеребца. Не глядя, бросил поводья одному из солдат. И пошагал в сторону врагов.
Десять шагов, двадцать... В воздухе свистнула стрела, воткнулась в землю слева, невдалеке. Вторая, третья... Стреляли они, как сапожники.
Затем вялый обстрел прекратился, я заметил в строю какое-то движение. Наверное, решили, что к ним идет поединщик, по старому обычаю решивший предварить бой схваткой один на один, – и намеревались выпустить лучшего бойца. А может, задумали что-то гнусное, взять в плен, например... Мне было все равно. Я шел их убивать.
На ходу расстегнул подбородочный ремень, шлем упал на траву. Еще пара манипуляций с ремнями, и за ним последовала кираса. Бьерсард со свистом описал круг над головой.
По рядам прокатился ропот, слов было не разобрать, но я знал, что за слово говорят мятежники друг другу: «Берсерк... Берсерк...»
Можете звать меня так. Но я ваша смерть. Извините, что одет не по форме, балахон и косу забыл дома...
Виски заломило тягучей болью... Вражеский маг, оставив без внимания Гаэлариха, занялся мной. И очень, наверное, сейчас удивлен, отчего я не падаю, не корчусь... Надеюсь, наш магистр воспользуется удачным для атаки моментом.
Пора!
Они еще смотрели, тупо пялились на то место, где только что неторопливо шел я, – а Бьерсард уже рассек первый щит, пополам, сверху донизу. Второй взмах, слева направо – и наконечники оружия, отсеченные от ратовищ, медленно-медленно начали падать на землю. Вжи-иг! – еще один щит превратился в две половинки.
Затем настала очередь людей...
Я знал, что долго не смогу продолжать в таком темпе: практически невидимый и неуязвимый для противников. Знал, что за эти растянувшиеся, наполненные событиями секунды придется потом расплачиваться долгими часами бессильной усталости... И старался успеть сделать как можно больше.
Вжи-иг! Вжи-иг! Вжи-иг!
Бьерсард метался во все стороны: вправо, влево, вперед, и каждый его взмах убивал очередного врага. Казалось, что я и мой топор – единственные живые в оцепеневшем, застывшем мире. Живые, щедро сеющие смерть.
Пустое пространство вокруг меня ширилось – большая прореха, разъедавшая строй. Тела падали не сразу, валились медленно, незаметно глазу, приходилось швырять их себе под ноги, чтобы добраться до следующих. И кровь не сразу начинала хлестать из ран неторопливыми тягучими струями, но все-таки начинала... Я шагал по теплым, мягким, податливым трупам, весь забрызганный, залитый чужой кровью, совсем как тогда, на подступах к Тул-Багару...
Это был не бой, не драка, – тупая мясницкая работа. И я ее ненавидел.
* * *Мир вокруг меня ожил, вышел из оцепенения, когда я врубился в последнюю, шестую шеренгу.
Крестьянин – высокий, худой, с клочковатой неопрятной бородой на изможденном лице – широко распахнул глаза, челюсть изумленно отвисла. Легко понять его потрясение: только что видел перед собой плотно сомкнутые спины сотоварищей, и вдруг, вместо этого, – широкое пустое пространство, заваленное трупами, и залитый кровью человек с огромным сверкающим топором... Так он и умер – изумленным.
Удар, удар, еще удар, – путь свободен. Я отбил трехзубые вилы, брошенные мне в грудь чьей-то рукой, и выскочил за пределы строя. Сзади грохотали копыта – полусотня врывалась в пробитую мною брешь.
