Джей Лейк - Зеленая
Музыке меня тоже учили — приходила госпожа Малья, тонкая, мстительная особа, по сравнению с которой госпожа Леони казалась воплощением добра. Правда, госпожа Малья не питала злобы лично ко мне, даже наоборот, но она сразу дала мне понять: для нее я — всего лишь очередное орудие. Ее цель — настроить мой голос и обучить меня петь так, как принято здесь, на севере. Кроме того, я должна была отличать спинет от клавесина. Я была еще очень мала, когда госпожа Малья начала обучать меня, и в моем голосе еще присутствовала ангельская сладость, которой обладают только дети. Она предупредила, что, когда я вырасту, голос сломается, и пригрозила сломить меня раньше времени, если я не запомню каждую ноту и не буду работать в точности по ее приказам.
— Я не боюсь Управляющего, как остальные здешние наставницы, — сухо сказала госпожа Малья. — Ты будешь либо совершенством, либо никем — я сама об этом позабочусь.
От новых наставниц я получила и кое-что хорошее. Во-первых, дни мои стали разнообразнее и оживленнее. Значит, мне приходилось проводить меньше времени с госпожой Тирей и у меня появилось больше занятий. Мир уже начинал разворачиваться передо мной — я и не представляла, что такое возможно в клетке, какую представлял собой Гранатовый двор. Потом я чувствовала себя виноватой, потому что уроки казались мне интереснее, чем охота за лягушками в канавах под вечно палящим солнцем.
А все-таки дома меня не били!
Во-вторых, поскольку новые наставницы приходили и уходили, я постепенно начала сознавать, что за этими серо-голубыми стенами тоже есть жизнь. Во дворы редко проникали посторонние звуки, а когда проникали, казались неотчетливыми и почти ничего не значили. Наставницы приходили, а потом уходили выполнять другие поручения, что означало, что у них были свои обязанности, режим; от них требовались другие вещи. Они часто останавливались поболтать друг с другом. Правда, они старательно следили, чтобы их слова не достигли моих ушей, но следили не всегда и недостаточно. По обрывкам сплетен я поняла, что в других дворах дома Управляющего воспитываются и другие девочки. Все мы, кандидатки, соперничали друг с другом; каждой из нас лучше других удавались разные вещи. Одна малышка гениально готовила и разбиралась во всех специях и пряных травах, а другая замечательно преуспела в искусстве каллиграфии.
Я была еще очень мала, когда такие слова впервые задели мой слух. Они лишь укрепили мою решимость овладеть всем, чему меня обучали. Когда-нибудь я освобожусь!
Моя постель была такой большой и непривычно мягкой, что иногда я засыпала рядом с ней, на полу. Госпожа Тирей, ворча и пыхтя, уходила спать к себе в спальню, а я лежала без сна и рассказывала себе сказки на своем родном языке. Я быстро поняла, как мало я знаю слов на родном языке — гораздо меньше, чем на петрейском. О фруктах, пряностях, о шитье, о достоинствах собак я могла рассуждать только на языке моих тюремщиков с Каменного Берега.
На родном языке у меня даже не было слова для обозначения собаки. Нашим единственным животным был буйвол Стойкий; кроме того, я видела нескольких диких лесных птиц, которые рылись в земле у папиной хижины. Я могла говорить о черепахах, змеях и кусачей мошке, и все же мир, который охватывали эти слова, был так мал, что сердце мое болело.
Однажды я успешно записала очередные несколько строк из «Семнадцати жизней мегатерианцев». Госпожа Даная считала, что знатная дама всегда должна стремиться к чему-то высшему. Слова были длинными и трудными; смысла их я тогда еще не улавливала. Что может знать ребенок о переселении душ или супружеской измене? И все же за словами все отчетливее проступали звуки. Госпожа Даная вела меня через них медленно, терпеливо, шаг за шагом.
Я встала после урока. У меня переполнился мочевой пузырь, а час для помощи госпоже Тирей в верхней кухне еще не настал. Со свойственной ей жестокостью она объявила, что мы будем учиться варить супы.
К моему удивлению, госпожа Тирей ждала меня за дверью гостиной. Обычно она не любила стоять на холоде — если, конечно, не настоятельная необходимость.
— Девочка, — сказала она и замолчала. Такая неуверенность также была необычной для женщины-утки. — Сейчас ты познакомишься с новой наставницей. Она… в моем расписании ее уроков не предусмотрено, но ее прислал Федеро. — Прищурившись, госпожа Тирей продолжала: — Берегись! Она не из тех, к кому легко подлизаться, как к остальным!
Мне с трудом удалось не расхохотаться. Интересно, к кому я, по мнению госпожи Тирей, подлизывалась? С чего вдруг ей в голову пришла такая нелепая мысль? Но я не расхохоталась, а кивнула и посмотрела на свои ноги, чтобы скрыть огоньки, несомненно, пляшущие у меня в глазах.
— Ты думаешь, я шучу? — Госпожа Тирей схватила меня за ухо, но тут же отпустила, хотя я уже напряглась, готовясь терпеть боль. — Нет, сейчас твои уловки не пройдут. И не вздумай показывать ей свой мерзкий характер! Не смей тявкать по-своему, не смей воровать. Если захочешь, чтобы тебя побили, скажи мне, и я с тебя шкуру спущу. Но с новой наставницей шутки плохи!
Я кивнула, по-прежнему не глядя на нее. Может, новая наставница — страшная вооруженная королева? Или могущественная жрица с бельмами на глазах, которая приносит несчастье? В книгах госпожи Данаи я находила много историй о таких женщинах, необычных, внушающих ужас и обладающих тайной силой, которая оставалась не замеченной большинством мужчин.
Госпожа Тирей отвела меня вниз, в тренировочный зал. Я шла, по-прежнему понурив голову и пряча лицо. Я смотрела на свои ноги, измазанные грязью, которые стояли на соломенных циновках, которыми была устлана комната.
— Девочка, — сказала женщина-утка с дрожью в голосе, которая не укрылась от меня, — познакомься с Танцовщицей. Госпожа… вот наша девочка. Кандидатка Гранатового двора.
— Спасибо, госпожа Тирей. — Голос у Танцовщицы оказался ниже и грубее, чем у большинства женщин. Я подняла глаза и увидела высокую и стройную фигуру, покрытую серебристым мехом. За спиной у нее туда-сюда покачивался хвост. На концах широких, тупых пальцев виднелись кончики когтей.
Как страшно… Она — чудовище!
Внутри меня рождался крик. Танцовщица коснулась пальцем губ, своим простым жестом приказывая мне молчать. Ее жест оказался таким неожиданным, что я отвлеклась — на что она, видимо, и рассчитывала.
Я поняла: она не чудовище, но отличается от меня гораздо сильнее, чем бледнокожие уроженцы Каменного Берега, похожие на опарышей. Покрытые мехом острые уши были прижаты к черепу. С высокого лба смотрели прозрачные фиалковые глаза. Заостренный подбородок; рот широкий и почти человеческий, а не клыкастая треугольная звериная пасть. Чуть приплюснутый нос тоже был вполне человеческим, а не звериным.
