Галина Романова - Чара силы
Вячек некоторое время думал.
— Следует виновного изловить и предать суду по закону, — сказал он наконец, — по нашему закону, коли преступник из моего народа, или по твоему закону, коли ваш человек виноват…
— Быть по сему, коназ–брат, — быстро молвил Одорех и, приподнявшись, трижды хлопнул в ладоши. — Мои люди поймали вора из числа твоих людей. По закону отдаю его тебе, пока мы еще не сварили каши и нет между нами мира… Что по вашему закону полагается за воровство?
— У соседа ежели — платит виру, а коль платить нечем — сам иди и отработай, сколько присудят, — ответил князь. — А чужого..
Вячек хотел что‑то сказать, но в это время к костру, где пировали гости, подвели пойманного вора, и князь замолчал. В середине между четырьмя рослыми всадниками шел отрок не старше семнадцати лет, худощавый, жилистый, но сейчас казавшийся моложе. Руки его были туго скручены арканом, рубаха с цветным узором порвана на плече, на виске и взлохмаченных волосах запеклась кровь от старой ссадины, но шел он прямо и глядел гордо.
Однако, когда его подвели и поставили перед князем Вячеком, с пленником произошла перемена. Лицо его утратило суровость, удивленно вытянулось, глаза заблестели. Он с надеждой подался вперед, жадно вглядываясь в лицо князя, который был удивлен не меньше пленника, но справился с собой и гневно сдвинул брови. Остальные спутники князя настороженно притихли, тоже не сводя с пленника глаз.
Одорех внимательно наблюдал за отроком и князем.
— Вот он, вор, — молвил он. — Из твоего рода. Ты знаешь его?
Вячек не успел и рта открыть — отрок рванулся к нему и воскликнул:
— Отец! Отец, я…
Толмач что‑то зашипел на ухо Одореху.
— Он узнал тебя, коназ, — сказал тот. — Что ответишь?
Отрок смотрел на князя во все глаза, но Вячек сдвинул брови и отвернулся.
— Узнал или нет, — ответил он, — но закон один для всех. Что он украл у тебя, вождь?
Забрался в табун и увел лучшего моего скакуна — того, что я берег для жениха моей любимой дочери, — сказал Одорех. — На счастье, жеребец плохо знает человека — он сбросил вора, и потому его удалось поймать!
— Он украл коня? И лучшего?.. За такое без суда можно смерти предать… Бери, вождь, и делай с ним что пожелаешь!
Отрок отшатнулся, белея так, что это стало заметно даже при свете костра.
— Отец… — прошептал он. — Как же так, отец?
— Молчи, — оборвал его Вячек. — Ты не сын мне более!
— Но неужели из‑за коня?..
— Ты знаешь почему!
Одорех внимательно слушал этот разговор, почти не обращая внимания на то, что ему шепчет толмач. Выслушав, он окликнул гостя.
— Правильно ли я понял тебя, коназ–брат, — спросил он, — что я могу убить этого человека, когда и как захочу?
— Правильно, — ответил князь. — Он твой!
— Нет! — пронзительно закричал отрок, когда по взмаху руки Одореха его схватили.
— Если я не ослышался, он твой сын? — кивнул Одорех на отрока.
— Нет, не сын, хотя и рожден от меня, — сурово отрезал Вячек. — Его подменили болотные нежити в момент рождения. Он мне чужой и роду лишний. Род его изверг из семьи и племени, где я поставлен князем по завету предков. Он больше не принадлежит нам. Отдаю его тебе, вождь, — делай с ним что хочешь!
Пленник потупился, безразлично обмякнув на руках державших его воинов, а Вячек сурово посмотрел на него и, пробурчав что‑то, отвернулся.
Одорех привстал на колено. Давно ждавшие этого жеста кочевники подобрались, готовые, как звери, прянуть вперед. Многие хищно потянулись к оружию.
Одорех хлопнул в ладоши.
И тут же толпа пришла. в движение. Среди людей Одореха не было больше подвыпивших гуляк — все вдруг оказались трезвыми. Не было больше радушных хозяев и гостей — все сразу разделились на врагов и друзей, а те, еще быстрее, — на победителей и побежденных.
Выхватывая оружие, хозяева бросились на гостей, валя их наземь и безжалостно пресекая все попытки к сопротивлению. Тех, кто выпил больше, чем следовало, просто оглушали и связывали, но с большинством пришлось повозиться. Кто‑то из спутников князя выхватил меч и бросился на врагов, но после первых выпадов оружие выбили из рук, отрубив его вместе с кистью.
Сам князь Вячек был настолько не готов к бою, что опомнился только тогда, когда его, связанного как барана перед закланием, поставили подле его сына. Пленный юноша взглянул на отца и отвел глаза, краснея от боли и стыда.
— Прости, отец, — прошептал он едва слышно.
Связанных, оглушенных и раненых гостей стаскивали в кучу, порой просто швыряя наземь у ног Одореха. Тот остался стоять на одном колене, прищуренными глазами следя за происходящим.
Вячек рванулся к нему.
— Что это значит, вождь? — воскликнул он. — Что ты делаешь?
Одорех снизу вверх смерил князя долгим взглядом.
— Делаю что хочу, — скривился он. — Мой верх теперь, и ты мой пленник.
Князь оглядел своих людей, которые угрюмо молчали. Многие из них были ранены или искалечены.
— Что ты с нами будешь делать? — спросил князь тихо. — Продашь на юг?.. Я могу дать выкуп…
Одорех внимательно выслушал от толмача все, что сказал Вячек, и покачал головой:
— Не нужны мне твои табуны, коназ. И оружие не нужно. И продавать я тебя не стану. Но ты умрешь сейчас… как и он!
Палец нацелился на отрока, и тот побелел, отшатываясь, но не издал ни звука.
— Почему? — только и мог вымолвить князь.
— Казню его — ты повелел, — равнодушно объяснил Одорех. — Казню тебя — ты кровь сына родного мне отдал, и сердце твое не дрогнуло.
— А остальные? Со мной брат мой, его и мои сыновья, наши люди...
И остальных, — довольно оскалился Одорех, — чтобы мстить за тебя и род твой было некому!
— Но как же закон? — пробормотал ошеломленный Вячек. — Ведь с гостями так не поступают!..
Вождь кочевников не успел ответить — сквозь толпу, окружавшую пленников, протиснулся какой- то человек. Подбежав к вождю, он что‑то почтительно прошептал ему на ухо.
Тот одним прыжком вскочил на ноги.
— Готово, — объявил он, потирая руки. — Ведите их!
Пленники разом рванулись, но тщетно. Каждого схватили по трое воинов. Некоторых подняли на руки и понесли.
Самого князя уводили предпоследним, давая ему возможность увидеть, как ведут на казнь его людей и родичей. Подле него оставался всего один пленник — его сын.
Одорех гордо оглядел эту пару.
— Повезло мне, — похвалился он, — обо мне долго сказители петь будут, как я на малого птенца подманил всю стаю!
Вокруг засмеялись, а толмач привычно перевел слова кочевника пленникам.
Услышав это, отрок неожиданно дернулся из державших его рук с такой силой и прытью, что его не удержали. Он упал в ноги князю и закричал:
— Прости меня, отец! Я не виноват!.. Прости!..
