Наталия Ипатова - Большое драконье приключение
— Ну, и чего добился? — с интересом спросил Санди.
— Да ничего путного. Родственники стали меня стыдиться, а знакомые перестали здороваться. Ну… я и улетел. Нашел тут уютное местечко с красивым видом… живу вот. Знаешь, мне здесь хорошо, только поговорить не с кем. Не бросай меня, ладно? Ты ведь не принцесса, ты и сам уйти можешь, я ничего не смогу сделать, если ты захочешь уйти, а мне так одиноко!
— А как ты думаешь, мои друзья переживают? Если Брик думает, что я погиб, он, наверное, места себе не находит? Мне кажется, я должен как-то сообщить, что со мной всё в порядке.
Сверчок улыбнулся. Нет, серьезно, это была самая настоящая, не лишенная обаяния улыбка. Единственным не прикрытым броней местом на его теле был нос: мягкий, нежный, розовый, по форме напоминающий кошачий. От него под углом в шестьдесят градусов наклонно расходилась раздвоенная верхняя губа, тоже как у кота или зайца, а зубы были хоть и драконьи, здоровенные и устрашающие, но белые — видимо, по молодости и из-за отсутствия вредных привычек. Выражение глаз у Сверчка было самое дружелюбное, а потому и улыбка вышла искренней. Вообще, как заметил Санди, мимика у него была богатая.
— С одной стороны, он, может, и переживает. Ему плохо, конечно, и всё такое. Но… знаешь, мне кажется, ты там будешь мешать. Видишь ли, когда я тут валялся трупом, мне показалось, что у них с принцессой что-то может получиться. Ты не обратил внимания, они ведь здорово подходят друг другу?
Санди пожал плечами.
— Почему бы и нет? — задумчиво сказал он. — Брик, в сущности, гораздо лучше, чем сам о себе думает. Пора бы уж и ему повзрослеть. Может, и правда, не стоит встревать сюда. Любовь ведь дело тонкое, а, Сверчок? Они были бы красивой парой, как ты думаешь?
— Я мысли не умею читать, — признался дракон, — но кое-какие сильные чувства драконы улавливают. Физиология у нас такая, а у вас, людей, энергетика мощная. Так вот, этот твой приятель принцессе очень понравился. Я все-таки к ней не совсем равнодушен, мне бы хотелось, чтобы у нее личная жизнь сложилась.
— Ну что ж, дай-то бог. — Санди поднялся. — Исчезнем на время.
— Да тебе не будет скучно! — обрадовался Сверчок. — Я буду твоим другом.
— А не думаешь ли ты втихомолку, что теперь ты меня завёл?
— Считай, что ты сам меня завёл, если тебе обидно.
— Ладно, — сказал Санди. — Ты сам напросился. Я тебя изучать буду.
— Итак, от носа до хвоста без малого пятьдесят футов. Ты ведь будешь еще расти?
— Буду, — заверил Сверчок. — И в ширину тоже.
— Ага. Диаметр в талии — восемь футов. Поднимись на ноги. Спасибо.
— Сейчас что измеряешь? — поинтересовался дракон.
— Высоту в холке. Да, здоров ты, брат. В холке ты будешь пятнадцать футов. Эй, а это что?
— Крыло, не видишь, что ли.
Крыло было перепончатое, мощное, натянутое на длинные толстые кости и защищенное мелкими стальными чешуйками. Санди тут же загорелся измерить размах крыльев Сверчка.
— Та-ак, — бормотал он. — Тип — позвоночные, класс — рептилии, отряд — перепончатокрылые…
Сверчок покорно терпел все эти измывательства, поворачиваясь и поджимая лапы, как ему было указано.
— Всё? — рискнул, наконец, спросить он.
— Снаружи, пожалуй, всё. Ну, Сверчок, теперь пора узнать, как ты устроен внутри.
Сверчок перепугался, глаза его отразили чувство глубочайшего обманутого доверия.
— То есть как?
— А так. Мне вот интересно, как это ты огонь выдыхаешь. Ты ведь выдыхаешь? Давай рассказывай.
— А, ну если ты на слово мне поверишь, то это еще ничего.
— Помилуй бог, Сверчок, что ты обо мне подумал?!
— Да так, разное всякое. Огонь, значит? Ну, я так думаю, внутри у меня горит огонь. То ярче, когда я, скажем, голоден, или зол, или испуган, или завёлся, или испытываю еще какое-то сильное чувство, то слабее — это если я сыт, спать хочу, или мне нос чешут.
Санди поднял руку и почесал розовую бархатку драконьего носа, достигавшую полутора футов в диаметре. В таинственном огненном чреве дракона родился утробный низкий звук, схожий с ревом отдаленной лавины.
— Ты что?
— Это мне приятно, — томно протянул Сверчок. — Еще, пожалуйста.
— Пожалуйста, мне не трудно. Сверчок, а где огонь? В желудке или в легких?
— Не знаю, право, — отвечал разомлевший Сверчок. — Но, я надеюсь, ты не будешь меня резать?
— Нет-нет. Выдохни немного огня.
— Вот смотри, — стал объяснять дракон, — если я выдыхаю носом, получается дым. Или это пар?
Из его ноздрей закудрявились две тоненькие струйки дыма.
— А если я выдохну ртом… Отойди в сторонку…
Из разверстой пасти Сверчка полыхнул двадцатифутовый огненный язык.
— Ого!
Довольный произведенным эффектом, Сверчок аккуратно затоптал дымящуюся траву.
— Знаешь, я подумал и решил, что это все-таки в желудке. Но вообще-то, я не совсем уверен, что у меня есть вся эта требуха. Я же только наполовину зверь, а наполовину — машина.
Вечерело. Вход пещеры был обращен на запад, и вид на садящееся за реку солнце открывался чудесный. Огненное полотнище заката становилось всё уже, будто кто-то, спрятавшийся за горизонтом, скатывал его в трубочку.
— По-моему, — рассудил Сверчок, — у нас был трудный день. Завтра приведем в порядок пещеру — надо же нам где-то жить, а сегодня переночуем под открытым небом. Сегодня ясно, а я люблю звезды. Они красивые, хоть им на нас наплевать. Как принцесса Дигэ.
— Ты ворочаешься во сне? Раздавишь еще…
— Не беспокойся, можешь устраиваться поближе. Я теплый.
А когда Санди уютно свернулся где-то в области левой передней лапы, Сверчок спросил:
— А ты мне о себе расскажешь? Мне тоже интересно.
Глядя в небо и чувствуя рядом с собой толчки драконьего пульса, Санди рассказал свою историю.
Он был подкидышем. Его подбросили в монастырский приют Бычьего Брода, когда ему было несколько недель от роду. Его появление там было отмечено страшным пожаром. Кое-кого из детей монахи успели вывести, но старая крыша рухнула слишком быстро, погребая под собой многих воспитателей и воспитанников. Страшнее трагедии тихий Бычий Брод не помнил. А утром следующего дня среди еще горячих углей и дымящихся балок абсолютно невредимым обнаружен был он.
Вскоре после этого его усыновила пожилая бездетная чета. Муж был профессором в местном Университете, жена вела домашнее хозяйство. Поскольку при пожаре сгорели все метрики, да никто из оставшихся в живых не был к детям настолько близок, чтобы определить крещеное имя именно этого младенца, на свой страх и риск профессор назвал его Александром — в честь Александра Великого. Мать не могла нарадоваться на никогда не болеющего, ничего не теряющего, аккуратного, как не всякая девочка, малыша. Профессор первым обратил внимание на то, что подобное поведение для мальчика совершенно ненормально. В голову достойного мужа науки частенько приходили мысли, далекие от официальной церковной доктрины, а потому соображения свои он от жены скрыл, а вот с Санди — к тому времени уже пятнадцатилетним — поделился и посоветовал насчет всего этого держать ухо востро, а язык — на замке. Санди провел несколько экспериментов над собой и, проанализировав статистические данные, перепугался. Теперь он действительно не знал, что он такое. В остальном он был совершенно нормальным и пользовался всеобщей симпатией. Ему вовсе не хотелось попасть на костер или подвергнуться гнусному издевательству под названием «изгнание беса»…
