Айя Субботина - Время зимы
— Я не ухожу, — Банру, который все это время отмалчивался, встал на сторону Арэна. — Я могу лечить, и обучен обращаться с оружием.
— Раз нет проводника, то мне тоже придется остаться. — Миэ лучезарно улыбнулась, будто не она только недавно сокрушалась, что хочет поскорее убраться из артумских земель.
Раш молчаливо согласился, всем видом давая понять, что делает это под принуждением, а никак не из доброты души. Он всегда презирал слепое благородство. Слишком часто на его памяти, от него безрассудно и по-глупому гибли люди. Может быть, уже совсем скоро, они четверо присоединятся к таким же самонадеянным, но безвестно канувшим в небытие, храбрецам.
— Шараши порченные, гнилы насквозь. От них можно подхватить порчу и разные хвори. Я видела тех, что корчились в муках, пока черная кровь тварей растекалась по их жилам. И скорая смерть была бы милосерднее, чем такая кончина. — Мудрая говорила будто бы для всех чужестранцев, но блеклые глаза уставились на Арэна. — Вы должны знать, что северяне убивают всякого, кто подхватит порчу и чье тело не одолеет ее за положенный срок.
— Понял я, — сухо ответил он. Дасириец и сам предпочел бы кончину в бою, поэтому слова старухи не испугали его. Мудрая одобрительно кивнула.
— Мне нужен план деревни, — заговорил Арэн, видя, что товарищи не покидают его. — Еще солома и масло, все, какое есть.
— Соломы мало, — призадумался эрл.
— Сколько есть. Пригодится все. И пусть натаскают воды. Мы привяжем солому по верху частокола, сверху смочим ее водой и подожжем. Дым закроет нас от стрел, и тогда врагам придется подойти ближе. Нужно щедро полить маслом все, вблизи ворот, пусть жители покинут дома и заберут весь скарб. Огонь и дым собьют людоедов с толку. — И, чуть тише, добавил: — Если ветер будет нам в помощь.
— Будет, — уверила Мудрая…
***
Арэн, сколько себя помнил, постоянно слышал от отца, что должен непременно стать воином, имя которого будут знать во всех уголках Эрбоса. Все, от мала до велика, должны прославлять славный дом Шаам, который породил героя и дал его людям, как тот светоч, что несет добро и истину. Маленьким, Арэн думал, что отец хочет ему славной доли, радовался и подолгу слушал его рассказы о войнах, через которые прошел Шаам-старший. Тот стал на военную службу еще при императоре Тирпалиасе, деде нынешней наследницы — семилетней императрицы Нинэвель. Тирпалис унаследовал от матери порченную кровь и все годы его правления Дасирийская империя терпела садиста-императора. Смерть Тирпалиаса была скоропалительной и нелепой, как и его жизнь, и на трон сел наследник — чудаковатый Нимлис, великовозрастное дитя. Скрыть, что сын императора глуп ровно настолько, насколько был жесток его отец, не удавалось даже придворным мудрецам, и великая держава стремительно скатилась в пучину беззакония. Власть перекочевала в руки к советникам, большая часть которых давно кормилась с руки таремских магнатов.
Нимлис тоже не задержался на троне. И тогда на императорский престол короновали мальчишку Сатара Третьего — темнокожего, в свою мать, эфратийскую рабыню. К малолетнему императору выписали регента — бойкого, молодого и дерзкого, что западный ветер, Шиалистана, племянника рхельского царя Ракела и единоутробного брата импратора-полудурка Нимлиса.
Полгода назад, то ли волею случая, то ли с легкой руки неразоблаченных заговорщиков, Сатар свалился с лошади и свернул шею.
В тот же день на трон империи спешно посадили сопливую Нинэвель, и регента Шиалистана подвинула ее мать — властная, хитрая и тщеславная Фарилисса, которую за глаза называли Паучихой. Впрочем, предприимчивый Шиалистан не долго отсиживался в немилости: не успели отплакать похоронные колокола по мальчишке Сатару, как фанфары, ликуя, оповестили о помолвке меж Шиалистаном и новоиспеченной императрицей.
Дасирия застонала под пятой хитрого рхельского шакала и регентствующей императрицы-матери. Менялась власть, менялись советники. Легкой закарлючкой Нинэвель заверяла все указы, по-детски послушная слову матери. Отправлялись в отставку полководцы первой и второй руки, затевались реформы и новострои.
И все же, несмотря на потуги Паучихи всюду совать свой нос, всем по-прежнему заправлял Шиалистан.
Шааму-старшему удалось сохранить за собой должность военачальника при трех императорах, но Шиалистан неудержимо и не таясь наставлял в Дасирии свою волю. Он лишил военачальников права не платить земельных налогов, нарушив указ, принятый почти сотню лет назад, благословенным императорам Гирамом Великим. Волна недовольства прокатилась среди знати, но указ был издан, внизу пергамента стояли императорская подпись и оттиск перстня.
Многие военачальники первой и второй руки объявили свои владения независимым от Дасирии, а себя назначили вольными королями. Очень скоро многие земли пали под натиском варварских племен, некоторые разорились, и бывшие великие полководцы коротали век глубоко в неприступных подземельях своих твердынь.
Смат Шаам хранил верность империи и императору, но презирал Шиалистана и регентствующую императрицу-мать, не таясь называя его то «рхельским душегубом», то «щенком шлюхи Бренны».
Богатые угодья Шаамов стремительно хирели. Рабы удирали, своровав часть серебряных тарелок и припасы из кладовых. Вскоре в Орлином замке остались лишь повариха, старая нянька-рабыня, через которую прошли все отпрыски Смата от всех его жен, и несколько самых преданных горничных. Арэн не мог видеть, как мать с другими женами часами напролет льют слезы, подкошенные нищетой.
Арэн любил отцовский замок и бывал в нем чаще, чем в собственном. Орлиный замок будто было отдельным миром, в котором цвела любовь и нежность. Даже когда отец приезжал после смотров подвластных земель, взвинченный, хмурый, с грозовой тучей в челе, жены находили для него ласковые слова, а дети — улыбки.
Когда Шаам-старший позвал к себе Арэна и сказал, что ему нужно ехать в Артум, с посланием, от которого зависит судьба Дасирии, сын не смог отказать. Ту ночь они провели у камина, в долгих беседах. Отец постоянно прислушивался к шорохам, замолкал на полуслове, услыхав волчий вой за стенами замка. В камне живут уши, говорил Шаам и опрокидывал в себя крепкий ром.
Когда горизонт за окнами дрогнул зарей, Арэн узнал тень величия Дасирии и колени его дрогнули, стоило встать на ноги.
Рассвет принес не только истину, но и гостей — бывшего военного министра. Плешивый старик не мог обходится без палки, его глаз поблекли, а рот лишился десятка зубов. Но отец уважал немощь, к тому ж, они со стариком Юшана были старинными друзьями. Юшана привез два свитка, один из которых был спрятан в зачарованный глиняный туб и залит оловом с двух концов. Арэн получил свитки и устные наставления обоих, и отца, и плешивого Юшана, с чем и отбыл из замка. Дорога его лежала на север, в края Скальдова царства.
