Анна Котова - Сказания земли Ингесольской
Каждый год в интернате появлялось двое-трое новых оннегиров, раз даже сразу пятеро. А Петер в своем классе был один. Шестой класс вообще в тот год набрали небольшой — пятнадцать человек. Только из Камней было четверо ребят, да из Лыгани трое, из других сел по одному. Каменские сразу попытались верховодить, лыганские уперлись, каждая команда вербовала союзников, выясняли, кто круче, соотношение сил постоянно менялось, и, разумеется, были жертвы. То подбитый глаз, то распухший нос, то оборванные пуговицы… Аглая приложила немало усилий, чтобы установить в классе худой мир, который всяко лучше доброй ссоры, и к концу учебного года своего добилась. Так вот, Петер Алеенге ни разу не примкнул ни к одной из сторон, поэтому поначалу постоянно огребал от обеих. А потом вдруг оказалось, что его не трогают — боятся.
Он предсказывал им, что будет, и его пророчества сбывались. "Смотри, куда идешь, не расквась нос" — и вскоре пацан спотыкался на ровном месте и расшибал физиономию. "Собираетесь в кино? Зря. Сеанс отменят" — и действительно, в кинотеатре перегорела проводка. "Можешь не учить географию, все равно тебя сегодня заберут с урока" — точно, к тому тетка из деревни приехала. И кто его знает — почуял или накликал?.. Когда одноклассники это поняли, ни один больше не смел его пальцем тронуть. Но и дружить с ним боялись тоже. Впрочем, он и не искал дружбы. Был эдакой вещью в себе. И учился слишком легко. На уроках не слушал, все время что-то рисовал. Или книжку читал, развернув ее на коленях под партой. Задания почти не делал, но всегда знал ответ.
Тебе не понравился бы этот мальчик, Ирена.
…К чему это она? Разве я сказала, как мне нравится — мужчина? А, что тут говорить, глупая башка, у меня, наверно, на лице написано…
…Аглая надеялась, что он станет большим человеком. Когда он уехал учиться дальше, она думала — больше его не увижу, осядет в Академгородке или в столицу подастся. Наукой будет заниматься… На кого же он учился? Не помню, точные науки какие-то. На инженера, наверное. И он вернулся через три года совершенно больной. Заговаривался, слышал голоса, шарахался от людей… Он не рассказывал, но можно было догадаться, что пятый семестр в университете закончился для него психбольницей. Во всяком случае, он добрался до Нижнесольска в середине апреля, по Ингесолью гуляли страшенные бураны, парень рвался домой, в Тауркан, но дороги не было, и Аглая поселила его у себя. Он сперва порывался уйти, потом смирился и целыми днями сидел в темном углу — вон там, курил как паровоз, смотрел прямо перед собой и разговаривал с кем-то, кого видел он один. Не вспоминал о еде, приходилось впихивать в руки миску и ложку. Честно говоря, было жутко, Аглая не знала, что с ним таким делать. Потом ее осенило — она вспомнила, как школьником он все время рисовал, и сунула ему блокнот и карандаш.
Собственно, вот он…
С растрепанных страниц старого блокнота на Ирену смотрели внимательные глаза знакомых духов, и казалось, медленно моргает прозрачное третье веко, шевелятся перья, встает дыбом шерсть, сжимаются и разжимаются когти и многосуставчатые пальцы.
…Наконец ветер унялся, в Тауркан улетел вертолет с почтой и продуктами, а обратным рейсом явился старик Кииран, тогдашний шаман. Покачал головой, поцокал языком, взял парня за руку и увел с собой.
Когда Кииран умер, его место на Чигире занял его ученик.
…Она меня предостерегает, — вдруг поняла Ирена. Не связывайся, девочка, не по зубам тебе этот парень, да и никому, наверное…
— Кажется, уже поздно, охо-диме, — сказала она вслух.
И та не поняла.
— И правда, — сказала Аглая. — Давай-ка спать.
--
Выгрузилась из вертолета с большой коробкой — плеер оказался здоровенный, таких уже давно не делают, учколлектор с облегчением избавился от неликвида, — и с целым пакетом дисков с научно-популярными программами. Кунта помог дотащить поклажу до библиотеки.
Михаэль принес из школы телевизор — тот самый, которому не удалось наладить антенну. Некоторое время Ирена растерянно размышляла над разъемами: Шнур, прилагавшийся к плееру, не подходил к телевизору. Родной шнур от телевизора, соответственно, — к плееру. Вздохнула: придется звать кого-нибудь из соседей на помощь. Кто у нас понимает в проводах?..
Хлопнула входная дверь.
— Орей, Ирена, я принес книгу.
Это было бы смешно, ей-богу, если бы только не вздрагивать так на его голос.
— Орей, шаман, — ответила она, не оборачиваясь. — Если у тебя в кармане паяльник, я закричу.
— Зачем паяльник? — удивился шаман. — Тут и плоскогубцев хватит… у тебя же есть плоскогубцы? а впрочем, без них обойдемся. Пусти-ка… Скотч дай.
Ирена молча протянула липкий рулончик.
Срезал разъемы с одного шнура, пересадил на второй, скрутил провода и обмотал их скотчем.
Воткнули штекеры в гнезда.
Заработало.
— Я думала, ты спляшешь с бубном, — пробормотала Ирена.
— По таким пустякам не беспокоят духов, — ответил шаман. — Что с тобой, на кого ты сердишься?
— Ты все знаешь, небось, знаешь и это.
Он молчал, пауза затяулась, только диктор бормотал с экрана — что-то о фауне коралловых рифов. Ирена упорно смотрела на мелькающих среди подводных зарослей разноцветных рыбок и ждала неизвестно чего.
Дождалась.
— Мне лучше уйти, Ачаи.
Рыбки расплылись перед глазами, комната закружилась, и чтобы не упасть, пришлось ухватиться за край стола.
— Стой, — сказала Ирена, не слыша себя, — как ты меня назвал?
Резкий выдох.
— Забудь. Сорвалось.
Медленно повернулась, стараясь не качнуть головой, и все-таки пошатнулась, взмахнула рукой, чтобы удержать равновесие, оступилась — поймал за плечи, остановил начавшееся падение. Повторила дрожащим голосом:
— Ланеге, как ты меня назвал?
— Прости.
— Ты ответишь или нет? — хотелось ударить по этой узкой скуластой физиономии, чтобы мотнуло голову, чтобы закрылись от боли глаза, чтобы не смотрели — виноватые и понимающие… что? Что он понимает про меня?
Он понимает про меня все. Насквозь. Боже, как стыдно.
— Ачаи, — сказал он тихо. — Я не хотел. Я же знаю, ты идешь на это имя, как на приманку. Я же сам звал… я тогда не знал, что это ты.
— Ты, да не знал… — она усмехулась горько. — Не верится.
— Клянусь.
— Зачем, Ланеге?
— Зачем клянусь?
— Не притворяйся. Зачем звал? И — почему Ачаи, что это значит?
— Это водяной цветок. Красивый. Летом увидишь. А зачем звал… Я не всегда знаю, зачем, охо-дай.
— Ну конечно, еще скажи, что тебе велели. Кто? Духи Нижнего мира?
— Хозяин озера. Не велел, но… почти.
