Александр Прозоров - Заговорщик
— Смиренные монахи Пересвет Александр и Ослябля Родион во имя земли русской меч обнажили и тем славу вечную для себя заслужили. Отчего же моим боярам избранным ты в том же праве отказываешь?[9]
— Монахами, стало быть, править желаешь? Чем же тебя наша служба не устраивает? Разве не наши сабли принесли тебе победу в Казани, в Астрахани, под Тулой у Судьбищ? Разве не приходят бояре по первому твоему зову? Разве не кладут они жизни свои на рубежах нашей Отчизны?
— Ты не все знаешь, Андрей Васильевич, — усмехнулся Иоанн. Усмехнулся холодно, с оттенком презрительности. — Ко мне в подданство попросились князья кабардинский и грузинский, ногайский хан. Хивинский и бухарский эмиры союзные договора заключить просят, сибирский хан Едигей саблю на верность мне поцеловал и тридцать тысяч нукеров заставил клятву дать. Ныне все они также мои подданные с землями своими. Вот, смотри…
Он вернулся к шкафу, достал свиток снизу, развернул, положил на сундук, прижав верхний край чернильницей, а нижний — ножом из висящего на стене пояса.
— Вот, это земли прежние. Княжество Московское и вольница Новгородская. А вот здесь, здесь и здесь отныне наша рука владыка. Здесь казаки донские острог поставили, милости просят, чтобы торг им в порубежье разрешили. Это Хива и Бухара. Отсюда и далее на восток пред нами никто враждебный не стоит. Неведомо мне плохого о тех землях. Коли так, то и бояться нечего.
— Вот это да, — покачал головой Зверев. — Так ведь это уже не Русь, это Россия образовалась. От Кавказа и до Ледовитого океана…
Однако карта выглядела несколько странной, непривычной. На ней чего-то не хватало. Почесав лоб, Андрей выдернул из чернильницы перо и аккуратно провел от Каспийского моря вверх и вправо пологую дугу, позади черных камней завернув ее вверх.
— Что это? — не понял Иоанн.
— Река такая там течет, длинная и полноводная. Называется: У-рал… — Он макнул перо и, чуть высунув от старательности язык, надписал эту линию.
— А почему купцы ее не указали?
— Степь там, государь. Южнее и вовсе пустыня. Кто же через нее в Бухару пешим пойдет? Плывут по Волге и через море, а там, от берега, вдоль гор по Великому шелковому пути в цивилизованные страны и едут. Поэтому Урал никто не пересекает, и по нему не плывет… Я так думаю.
— Но ты откуда о сей тайне ведаешь?
— Да так, — пожал плечами Зверев. — Случайно услышал.
— Зело странен ты, княже, — опасливо перекрестился правитель. — Умен на диво, храбр и честен. Род твой на пять колен в родословных вписан. Но все же есть в тебе нечто… Нечеловеческое.
— Ерунда, — небрежно отмахнулся Андрей. — Болел в детстве много, со скуки книжки читал, карты, справочники по географии… То есть, авторов античных. Плутарха, Платона, Аристотеля. Ну, и про путешествия тоже. Вот кое-что и запомнилось. Ты сюда посмотри, Иоанн. Вот это княжество ты от деда и отца на поруки принял. А вот таким оно сейчас стало. Почитай, в десять раз размерами выросло. Кто же, ответь, кровь свою проливал, чтобы этого добиться? Кто из седла не вылезал, кто сабли свои в сечах иступил? Мы, служилый люд, бояре русские. Что же ты ныне от нас отрекаешься, чем ты недоволен?
— Я верил вам, Андрей Васильевич! Верил, поместья и чины дарил, серебра из казны не жалел. Все давал: живите без кручины, служите верно, об Отчизне и деле заботьтесь. Что же увидел я, князь? Вотчины новые и поместья разобрав, разбежались слуги мои. Про дела государевы позабыли, на смотры не являетесь. Только и мыслей, что себе построить, что прикупить, чем еще обогатиться. Во что одеться, как богатство напоказ выставить, — царский перст обвиняюще уперся в шитую золотом и украшенную самоцветами ферязь Андрея. — Люди ваши ратные не рубежи оберегают, в охотах и пирах вас веселят. Князья, что шляхта безбожная, друг другу обиды чинят, смердов у соседей угоняют, в тяжбах погрязли. Рази сего от вас долг боярский требует? Где честь ваша, где ваш долг служения земле отчей, земле православной?!
— Человек слаб, государь, — усмехнулся Зверев. — Сегодня воевал, так завтра ему и расслабиться не грех.
— Коли Господь тебя русским боярином создал, не вправе ты о долге своем забывать! — отрезал Иоанн. — Долг человека русского — служение! Служение Богу и Родине своей! Князья же наши, что собаки никчемные. То в верности клянутся, то детей боярских от них не дозваться. Шведы три года тому на Орешек напали — хоть кого из ополчения созвать удалось? Спасибо, купцы новгородские за торговлю свою испугались, побили всех судовой ратью, да селения чужие пограбили для острастки. Где в тот год бояре твои сидели?! За посевную испугались? Не будет впредь такого! За то тебе головою своей ручаюсь! Не должно судьбам государства нашего от прихотей княжеских зависеть! Люд служилый лишь меня, помазанника Божьего, должен слышать, по моему призыву приходить, от меня и от Господа милостей ждать.
«Оп-паньки! — внезапно осенило Андрея. — А ведь указ про отмену кормлений — он ведь с изрядным двойным дном!»
Подачка царя, изволившего пообещать боярским детям поместья из казны, теперь выглядела совсем иначе. Если он давал землю — он и на службу призывал. Без всяких промежуточных звеньев. Сегодня князь Сакульский, приходя в ополчение, приводил с собой полсотни холопов. Если реформа завершится успехом — царь сможет призывать холопов помимо его воли. И кем тогда останется князь Андрей Васильевич Сакульский? А никем, одним пустым титулом. Второй, по логике, шаг — это забрать у Сакульского землю и отдать тем самым холопам, чтобы кормились. Вот и все. Государству хорошо: оно получит надежную призывную армию, собираемую по первому приказу. Только вот князья после такой реформы все по миру пойдут.
Ладно Андрей — его поместье небольшое, детей боярских он на землю не посадил, в любой момент может от службы отказаться и тягло по общему обычаю платить. Но ведь есть еще князья Стародубовы, Шуйские, Вельские, Мстиславские, Воротынские, Одоевские. У каждого — огромные поместья, многие сотни детей боярских, тысячи холопов. Они приводили по призыву целые армии и теми же армиями могли отстоять свои владения. Разве все они от своей силы, власти, богатства так просто откажутся? Ни за что!
— Тебя убьют, государь, — покачав головой, предсказал Андрей. — Даже мне не спасти тебя от такого числа врагов.
— Не смогут, княже, теперь уже не смогут, — змеиной бесчувственной улыбкой растянулись губы Иоанна. — Помнишь, ты перед походом на Казань присоветовал мне полки стрелецкие из простого люда составить? Сам их опосля огненному бою учил, помнишь? Таковых у меня ныне в разных крепостях и на порубежье не меньше ста пятидесяти сотен службу несут. А вот этих бояр ты видишь? — Иоанн за руку подтянул Андрея к окну, указал вниз, на опоясанных саблями монахов: — Они служение приняли. Они от мира и суеты отреклись. На них отныне земля русская держаться будет! Не нужна мне гниль княжеская, в грехе и корысти погрязшая, чревоугодием и блудом живущая, самовольная и презренная. На кость черную, из самой земли на свет вышедшую, я отныне обопрусь. На бояр малоземельных, на стрельцов, на смердов и ремесленников, на Церковь святую и слово Господне. На тех, кто служить вере и государю готов, не о корысти думая, а лишь о долге своем. Кто сам плоть от плоти земли русской и без нее себя живым не ощущает.
