Кэтрин Ласки - Ледяной
— Да, на шлеме действительно были такие выемки, по которым легко скользили уголки маски. Но я до сих пор не понимаю, о чем вы говорите.
— Разве совы не подбивают шлемы изнутри мхом для мягкости?
— Да, все так делают.
— Все совы, да, — но не волки. Тот волк этого не знал. Мох ему не нужен. Мех и так неплохо пружинит.
— Какой волк?
— Я видела шлем твоего отца, Гвиннет! Но не на сове — на волке!
— Что?
Теперь уже Гвиннет пошатнулась и едва не свалилась в обморок.
Глава пятнадцатая
Прерванный танец
Сугробы и ветер замедляли путь к курганам. Казалось, что те находятся совсем близко, но прежде чем пять волков до них добрались, прошел почти день. Сейчас они шли в синеватой тени покрытых льдом скал Кровавого Дозора. Кое-где на вершинах виднелись одинокие стражники.
— Великий Люпус! — пробормотала Эдме, кивком указав на гряду курганов. — Как они только несут стражу? Здесь как минимум тридцать вершин, но волки есть только на четырех или пяти.
— Может, мы не всех видим при таком освещении и на таком расстоянии. Подойдем поближе, тогда и посмотрим, — сказал Свистун.
— Будем надеяться, что так и есть, — сказал Фаолан без особой надежды в голосе.
— Интересно, а пророк тоже там? — спросила Дэрли.
— Не знаю. Между Темным Лесом и этим краем мы уже повидали немало кругов. Трудно представить, будто он находится одновременно во многих местах, — сказал молодой страж. — Будем надеяться, что волки Кровавого Дозора его остановят. Прекратят эти безумные пляски.
— Словно заразная болезнь, которая распространяется все шире и шире, — сказала Эдме. — Ну, то есть этот танец — он как болезнь. Может, пророк начал первым, а потом уже остальные стали танцевать сами. Не может же он приходить ко всем, как Скаарсгард.
Она задрала морду и посмотрела на небо. Но его затягивали тучи, и созвездий не было видно.
— Сдается мне, этот так называемый пророк — просто обычный волк.
— Обычный голодный волк, — добавила Мхайри, — у которого от голода помутилось в голове, а костный мозг совсем разжижился. Может, он даже не такой уж плохой. Просто глупый.
Эдме настороженно принюхалась.
— Ветер подул навстречу. И, кажется, мы снова нашли круг танца.
— Я уже чую запах чужаков, — наморщила нос Мхайри.
— Да, ветер нам помогает. Надеюсь, они нас не учуют. А если ветер переменится, то их обманет запах лисы, в норе которой мы ночевали. Посмотрим, что там. Но только посмотрим. На глаза им постараемся не попадаться, — решил Фаолан.
Все пятеро подошли к источнику странных звуков как могли близко. Взобравшись на вершину небольшого холма, они разглядели внизу круг, в котором танцевали несколько волков.
— Смотрите! — прошептала Эдме.
— Они что, действительно двигаются? Так медленно… — отозвалась Дэрли.
— Один упал, — сказал Фаолан.
Они не знали, как долго танцевали эти волки, но со стороны казалось, что все они находятся в глубоком трансе. Танцующие делали шаги совершенно не думая, как будто во сне, и это было самое странное зрелище, какое только доводилось видеть наблюдателям. Танцоры медленно кружили на подгибающих ногах. В слабом свете луны, под звездным небом, они казались призраками, утратившими всю свою жизненную энергию — как говорили волки, «с вытекшим костным мозгом». У них было волчье обличье, но это были лишь тела, внешние оболочки, занятые какими-то иными существами. Танцуя, они издавали хриплые, клокочущие звуки, не похожие на голоса обычных волков и недоступные для понимания.
Эдме размышляла вслух:
— Лорды Адер и Джарне, конечно, плохие волки, но они хотя бы кажутся нормальными…
— Тсс, давай послушаем, — остановил ее Фаолан. — Похоже, они начали какую-то песню.
Танцоры и в самом деле потихоньку завыли, и их жалобный вой чем-то походил на глаффлинг — траурный плач по скончавшемуся волку. Сначала он был совсем непонятным, но потом Фаолану удалось различить слова:
Тело… тело… убивай! Дух внутри освобождай!
Мы в ночи к тебе взываем, твое имя повторяем.
Скаарсгард, наши шкуры
Полиняли в свете хмуром.
Не едим мы и не пьем,
Твоего явленья ждем.
Без тепла и без огня
Твои слуги ждут тебя.
Смерть — вот наше избавленье,
Награди нас за терпенье.
Казалось, будто жутковатый вой и вонь разъедают морозный ночной воздух, но тем не менее в песне танцоров было что-то болезненно-чарующее. Несмотря на отвращение, пятеро волков ощутили странное возбуждение, дошедшее почти до костного мозга. Они понимали: чтобы не сойти с ума, им нужно держаться вместе. Фаолан положил лапу на плечо Мхайри, Эдме прижалась к Дэрли, а Свистун уткнулся носом в мех одноглазой волчицы. Как будто от танцоров исходили опасные испарения — ядовитые, но загадочно-привлекательные.
«Да, сдаться — очень просто, — подумал Фаолан. — Слишком просто. Неужели и я попаду под очарование смерти, когда настанет мой последний час? Неужели голодающий волк влюбляется в свой голод?»
Некоторые танцоры уже не могли стоять на ногах и, потеряв сознание, падали на землю.
Один из танцующих был покрыт шкурой карибу, и, когда он споткнулся, шкура слетела с него. Дэрли всмотрелась внимательнее и неожиданно встрепенулась.
— Мама! — пролаяла она. — Это же мама!
И действительно, это была Кайла, некогда гордая, независимая волчица, главная загоняющая клана МакДунканов. Сейчас она стояла не двигаясь посреди остальных танцоров, прикрыв глаза, совершенно безучастная ко всему, что происходит вокруг. Дэрли с Мхайри уже не могли оставаться на месте — они ринулись вниз по холму к матери. Фаолан, Эдме и Свистун остались наверху, недоверчиво всматриваясь в черты волчицы. Если бы не сестры, они бы ни за что ее не узнали. Некогда лоснящийся мех потускнел и потемнел, местами был вырван клочьями, покрыт бурыми пятнами крови и желтыми кляксами смолы. Из-за туч снова выглянула луна, и длинные переплетающиеся тени танцоров, казалось, опутали Кайлу жуткой паутиной.
— Мама!
Мхайри подбежала к матери и замерла перед ней.
— Это мы, твои дети. Мхайри и Дэрли.
— Ах, мама, мама, — всхлипывая, выдавила Дэрли.
Кайла моргнула, и в ее глазах проскользнула живая искорка, так хорошо знакомая сестрам. На мгновение в них отразилась нежность, а затем глаза подернулись мутной пеленой и искорка погасла.
Кайла обнажила зубы и зарычала. В этом странном звуке смешались страх и угроза. Уши ее болезненно дергались.
— Я не ваша мать. Я никогда не была вашей матерью! Никогда! Никогда!
