Дмитрий Емец - Лестница в Эдем
– Эй ты, психопатио истериотти! Еще раз так сделаешь, коленки будут гнуться в другую сторону! – предупредил его Антигон.
Здоровяк испуганно взглянул на ребенка, говорившего скрипучим старческим голосом, и на всякий случай отодвинулся.
Ирка мало-помалу просыпалась. Настроение у нее улучшилось, что немедленно сказалось и на восприятии окружающего. Курица сонного утреннего города ожила, разморозилась и зашевелила крылышками.
Нужный дом по Большому проспекту Ирка нашла сразу. Ей даже не представился случай заблудиться. Водитель, которому она назвала адрес, остановился прямо напротив. Ирка вышла и ссадила Антигона, который долго с воплями выдергивал застрявшее между креслами копье. Гильотинная дверь маршрутки хлопнула, и микроавтобус умчался.
Дом оказался последним в ряду, не слишком далеко от портовых кранов. Он был громоздким, длинным. Ввысь не рвался, но на земле стоял прочно, подозрительно поглядывая на мир небольшими, утопленными в массивных стенах окнами.
Прежде чем войти в подъезд, Ирка отыскала площадку напротив бензоколонки, за которой ей поручено было наблюдать. Детская горка, турник. Забытая в песочнице синяя лопатка и несколько пивных жестянок под мокрой от ночного дождя скамейкой. Дневной приют детей с мамами, студентов и смирных городских пьянчужек. Весь джентльменский набор большого города.
Некоторое время Ирка трепетно созерцала площадку, напряженно ожидая, что сердце проснется и что-то подскажет. Ничего подобного! Сердце молчало и лишь огрызалось, как партизан на допросе.
Подбежала крупная молодая собака, тощая, с ребрами, обозначенными, как на анатомическом пособии. Очень серьезно, не заигрывая и не попрошайничая, она обнюхала Ирке руки и отбежала. Ирка попыталась посмотреть на собаку истинным зрением, но увидела только то, что у собаки блохи, а на задней ляжке следы глубокого, но неплохо заживающего укуса.
Ирка окликнула собаку и бросила ей остатки еды из пластиковой коробки, которую ей дали в поезде. Пес вернулся, внимательно все обнюхал, но съел только сливочное масло.
– А ну пошел отсюда! Собачек небось кормите, а слуга у вас две недели уже не пнутый! – завистливо топая на пса ластами, крикнул Антигон.
Собираясь уходить, Ирка машинально взяла у Антигона копье, сделала шага два и внезапно ощутила, как футляр от бильярдного кия дрябло провис у нее в руке. Первой мыслью было, что копье сломалось в маршрутке, но тотчас по весу Ирка осознала, что причина в ином. В футляре больше ничего нет. Копье, упорно не желавшее исчезать вот уже несколько дней, теперь удалилось само собой.
Ирке захотелось немедленно призвать его, чтобы проверить, отзовется оно или нет, но что-то подсказало, что делать этого не следует. Во всяком случае, не здесь и не сейчас.
Антигон нетерпеливо прыгал у подъезда. Глухая железная дверь была недавно покрашена в серебристо-серый цвет. Причем красили так старательно-злобненько, что закрасили даже и кнопки домофона. Несколько секунд Ирка соображала, как ей попасть внутрь, после чего догадалась достать ключ, который дала ей Фулона. На брелоке вместе с обычным ключом висел и магнитный. Она поднесла его к домофону, и тот запищал, как голодный птенец, увидевший мамочку.
Подъезд поражал своей масштабностью и одновременно запущенностью. Он был похож на узкий, непропорционально вытянутый кверху пенал. Ступеньки выглядели так, будто им пришлось выдержать минометный обстрел. Ирка на мгновение остановилась, вслушиваясь в сонную тишину подъезда, и решительно двинулась вперед.
Кикимор, тащившийся сзади, с отставанием ступенек на пять, неожиданно издал горлом неясный возглас. Ирка обернулась и увидела, что кикимор исчез.
– Антигон! – окликнула она нервно.
Никто не отозвался. Снаружи кашлял случайными звуками город. Натянутой стальной струной гудел кран в порту. Где-то наверху, довольно далеко, хлопнула дверь. Пока Ирка соображала, каким образом кикимор мог умчаться вперед, кто-то несильно, явно отвлекая внимание, дернул ее сзади за рюкзак. Ирка стала поворачиваться, но тотчас чьи-то холодные ладони закрыли ей глаза.
Валькирия-одиночка всегда считала, что у нее хорошая реакция. Однако чем больше человек уверен в каком-либо из своих достоинств, тем сильнее он заблуждается. Это непреложное правило ей сейчас и доказали более чем наглядно.
Ирка попыталась освободиться, но держали ее крепко. Можно было, конечно, сделать что-нибудь в меру кардинальное, например, сломать нападавшему мизинец или ударить его каблуком по подъему ноги, однако с этим Ирка пока не спешила. В конце концов, вреда ей пока не причиняли. Даже больно не делали. Кроме того, Ирка сообразила, что, напади на нее темный страж, ее голова давно бы уже прыгала по ступенькам. Церемониться бы с ней точно не стали.
– Считаю до трех и начинаю злиться! – предупредила она.
Сзади кто-то хмыкнул, явно не слишком устрашенный.
– Если с моим кикимором что-то случилось, бери фломастер и рисуй себе черную рамочку! – продолжала Ирка.
За ее спиной послышался смех, и очень знакомый голос сказал:
– Я вот тут прикинул. Большинство поездов из Москвы в Питер и из Питера в Москву выходят поздно вечером и идут одну ночь. Билет в плацкарте стоит гораздо дешевле гостиницы. Интересно, кто-нибудь из иногородних туристов додумался днем бродить по Питеру, а ночью ехать в Москву? Следующий день бродить по Москве – и ночью снова в Питер? Интересный такой эмоциональный бутерброд. Довольно вкусно может получиться, если продумать все детали.
– Матвей! – радостно воскликнула Ирка.
Руки отпустили ее, и, действительно, она увидела Багрова. На нем была яркая альпинистская куртка с большим количеством «молний». Длинная челка спускалась ниже бровей.
– А я тебя чуть не убила!
Багров улыбнулся.
– Я так и понял. Знаешь анекдот? «Я б ему шею сломала, повезло, что не сунулся!» – заявила черепаха, провожая взглядом жирафа».
Немного обиженная, Ирка наклонилась, поднимая упавший рюкзак.
– Откуда ты здесь взялся? – спросила она.
– Мог бы сказать «от верблюда», да не хочется клеветать на бедное животное.
– Перестань хохмить! Я серьезно.
– Я тоже. Адрес и ключи дала мне Фулона, ну а с поездом я решил не связываться. Мне и билет бы не продали. Я паспорт свой опять потерял.
– Что, еще один? Это какой, пятый? – не поверила Ирка.
– Если не шестой, – самодовольно признал Матвей.
К гражданским бумагам он относился с величайшим равнодушием. Паспорт, которым на всякий случай снабдила его Фулона, он называл «инструкцией на мой труп», а чистые его страницы со всевозможным семейным положением использовал как записную книжку. Ирка его в целом понимала. Никто из тех, кто хотя бы слегка, хотя бы краем души постиг вечность, никогда не сможет важно дуть щеки при виде любой бумажки с гербовой печатью. Да и что такое бумажка, когда само наше тело при всем его мудром устройстве всего лишь треть ванны воды и еще примерно полведра всякой прочей таблицы Димы Менделеева?
