Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — ландесфюрст
Конь завизжал дико, рванулся, упал на бок, всадник выкатился, а конь, хромая, заковылял прочь.
Я не успел к всаднику, он вскочил моментально, капюшон все так же закрывает голову, даже глаза скрыты краем, он может видеть меня только от пояса и ниже…
Мой удар он отбил с такой силой, что руки онемели, я отступил, сердце затрепетало в страхе: это точно не человек.
Он проговорил таким нечеловечески скрежещущим голосом, что так могла говорить разве что пролежавшая под жгучим солнцем миллионы лет скала:
— Ты… зря…
— Ты тоже, — вскрикнул я. — Зачем тебе это? Ты же выше этой мелочи!
Он проскрежетал:
— Умри!
Его меч пошел вниз со страшной силой. Я приготовился парировать, но в последний миг отпрыгнул, ударил сам в коротком замахе. Он успел уклониться, лезвие сорвало капюшон, я похолодел, увидел смертельно-синее лицо с красной щелью рта и красными глазами. У него лицо человека, но это зверь; я отпрыгнул и лихорадочно прикидывал, что же делать, а он вдруг повернул голову к дереву, где все еще стоит бледная как смерть Ротильда, протянул в ее сторону руку и произнес короткое слово, что показалось мне сгустком ярости.
В его руке появился длинный кинжал.
— Умри! — крикнул он.
Я бросился на него с поднятым мечом, однако нож вырвался из его пальцев с такой немыслимой скоростью, что я увидел только смазанную серебристую полосу, что протянулась от его пальцев до груди Ротильды.
— Сволочь! — заорал я.
Лезвие моего меча ударило по его руке в районе локтя. Мои пальцы онемели от удара, раздался хруст, рука вздрогнула, половина отделилась и рухнула на землю, я с холодом в душе рассмотрел, что она из камня.
Синелицый повернул ко мне страшное лицо.
— Ты… осмелился…
— Еще не то увидишь, — пообещал я. — Сдавайся!
Он пошел на меня, быстро размахивая мечом, и, как я ни пытался защититься, он и с одной рукой выглядит лучшим воином, чем я с двумя. Я больше уклонялся, а он шел за мной и рубил, и рубил.
— Да чтоб ты сдох, — прошипел я и сам пошел в атаку.
Он принял два удара и вдруг парировал так, что мои руки онемели до локтей, а мой меч взвился в воздух и, пролетев ярдов пять, упал далеко в стороне.
Я застыл, часто дыша и не зная, что делать, а он хрипло расхохотался:
— Я сражался две тысячи лет!.. Кто может быть лучше…
Я прыгнул вперед и, ухватившись изо всех сил за руку с мечом, другой ударил ему в зубы. Голова лишь чуть дернулась; ударил снова и снова, заныли разбитые в кровь пальцы, а он искривил губы в насмешливой ухмылке:
— И это все?
— Нет, — ответил я.
Он не успел среагировать, а я пригнулся, дернул его на себя, поднялся с трудом, словно поднимая каменного слона, с силой бросил оземь. Земля вздрогнула и загудела.
Сердце мое застучало в отчаянии, он не рассыпался, а поднялся достаточно легко, жестокое синее лицо искривилось в жуткой гримасе.
— Не ожидал?
— Это хорошо, — сказал я, — я ж целых три часа не дрался! Как жить?
Он ответил скрипящим голосом:
— Тебе жить… не придется.
Обрубок руки начал медленно удлиняться, я так ошалел, что упустил момент, когда этот синелицый смотрит очень сосредоточенно на руку, отращивая ее, а когда опомнился и бросился к нему, он уже сцепил отросшие пальцы в кулак и метнул мне в лицо.
Я уклонился, сам ударил и снова разбил пальцы в кровь. Боль стегает по телу, словно вгоняет острые иглы, а его удар сбил меня с ног с такой силой, что я не просто перекувырнулся, а сперва пролетел по воздуху как тряпичная кукла.
Он захохотал, глядя, как я недвижимо распростерся на земле, уже не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой, повернулся к дереву.
Я с трудом сфокусировал зрение, Ротильда все так же прижимается спиной к дереву, перед ней сидит Бобик, а на земле кинжал, что швырнул этот синелицый монстр.
Сердце мое наполнилось благодарностью. Молодец, Бобик, ты у меня такой, и молнию схватишь зубами…
Монстр пошел к ним, походка тяжелая и неторопливая, в трех шагах от Бобика остановился.
— Собака Тантала? — донесся до меня его хрипло-скрипучий голос, я впервые уловил в нем изумление. — Но что ты в таком презренном мире… Хорошо, я убью эту женщину и заберу тебя с собой…
Бобик оскалил зубы, они стали еще длиннее — саблезубый тигр показался бы домашней кошечкой, а из глаз пошел багровый свет и озарил впереди землю.
Синелицый вытянул руку в сторону Ротильды, в ладони опять возникло тонкое блестящее лезвие ножа.
— А вот этот нож ты не поймаешь, — сказал он Бобику.
— Это и не нужно, — ответил я за его спиной.
Руки болезненно тряхнуло снова, однако стальной клинок срубил голову точно и красиво. Она откатилась в сторону, а сдвинутое ударом тело тупо выпустило клинок в цель.
Мы не успели увидеть, как он исчез из руки монстра, в тот же миг рукоять задрожала в стволе дерева. Тело покачнулось, пыталось сделать шаг, однако ноги запутались, оно грохнулось перед Бобиком.
Он зарычал снова, я сказал строго:
— Фу!.. Эту гадость есть нельзя.
Ротильда всхлипнула.
— Как ужасно…
— Что? — удивился я. — Это же обычные мужские игры!.. Я мог бы сразу, но это неинтересно. Да и вам хотели показать хоть что-то забавное… Вам весело, правда?
Голова щелкала зубами и пыталась говорить, но для этого нужны легкие, я погнал ее пинками к костру, чувствуя, что качу тяжеленный валун. Она пыталась ухватить сапог зубами, но я в последнем усилии, отбив на ноге пальцы, запихнул в самую середину раскаленных углей.
Ротильда проговорила в ужасе:
— Что вы за люди?.. Как вам нравится драться!
— Так за самку же, — объяснил я. — Не за какую-то там корону!
— Кто это был?
— Узнаем, — пообещал я. — Леди Ротильда, вы там пирожные не догрызли…
Она вскрикнула:
— Что? Какие пирожные?
— Сдобные, — ответил я в недоумении. — И заварные с трубочками. С кремом то есть. Очень даже — рекомендую.
Она сказала, чуть не плача:
— Я не знаю, что это за чудище!
— Я тоже, — ответил я, — но аппетит такое не должно портить. Может быть, оно только для того и появилось!
Она смотрела на меня с тем же ужасом, что и на отрубленную голову: та все еще жутко гримасничает на раскаленных углях, уже начинает обретать багровый цвет, как сами угли; я подумал и подбросил еще несколько толстых сухих веток.
Шерсть на Бобике уже опустилась, клыки втянулись в пасть, а глаза стали коричневыми. Он сбегал к обезглавленному телу, обнюхал. Мне показалось, что руки сделали попытку схватить пса, но лишь дернулись пару раз и застыли после предсмертных судорог.
