Эдуард Веркин - Краткая История Тьмы
— Это ведь доказывает! — не услышал Моховиков.
— Ничего это не доказывает, — оборвал Зимин. — Это все? Вы мне хотели рассказать про кошку, которая ходила сама по себе?
— Нет, не все. Я просто хотел спросить — а как вы поняли? Как вы догадались?
Зимин промолчал.
— Вы ведь поняли, в этом у меня никаких сомнений, — продолжал бормотать человек. — Вы поняли — и написали в ваших книгах. Там ведь все правда, я знаю, правда… Только мне непонятно, зачем вы убили Парцифаля?
— Он мне надоел, — грубо ответил Зимин. — Вот, примерно, как вы. Он надоел мне — и я его убил. Замочил. Сбросил с моста! Похоронил во льдах. Я — автор! Я! Я могу делать со своими персонажами все, что мне захочется! Убивать, воскрешать, женить, на Луну отправлять. ВСЁ, ЧТО ЗАХОЧЕТСЯ! Они мои!
Зимин вытянул руку ладонью вверх, затем резко сжал кулак
— Вот так! Всё, надеюсь?! Я удовлетворил ваше любопытство?
— Нет…
— Вам что, еще что то надо?! Рассказать что нибудь? Вас наверное, интересует мой творческий метод — о! — он всех интересует!
— Да, конечно… Не очень интересует… Просто я не по нимаю, как вы могли не почувствовать…
Моховиков огляделся.
— Это ведь все знают.
— Кто все знают? Что все знают?
— Он жив, — улыбнулся Моховиков. — Вы его убили, а он жив.
Зимин почувствовал на спине неприятный холод. Он никогда раньше не встречался с настоящим психом. То есть с клиническим, обычных ненормальных вокруг было море, и они Зимина не очень пугали, а вот с настоящим… Он думал, что это ординарный зануда, неудачник, обчитавшийся фантастикой и решивший, что в ней есть хоть слово правды. Таких много. Собственно, они и есть основные читатели, их надо любить, и он, Зимин, их любит и терпит… А этот оказался настоящим.
— Его не я вообще то убил, — сказал Зимин.
— Как же, — Моховиков мелко кивнул. — Вы. Вы и убили.
— Его Кретьен де Труа убил. Слыхали про такого?
— Кретьен… де…
— Труа, — закончил Зимин. — Другой деятель культуры. Впрочем, это неважно.
Как там? Зимин вспоминал. Психов, кажется, лучше не злить, во всем с ним соглашаться, говорить спокойно, рассудительно, не провоцировать. А то у психа портфель, а в портфеле помимо зонтика непонятно что. Граната. Обрез. Такой коротенький двуствольный обрез, калибра этак шестнадцатого, патроны с позеленевшими латунными гильзами, сейчас он выхватит этот обрез…
Или топорик. Это еще удобнее, бесшумно и эффективно, раз–два, покатилась голова, и все в русских традициях.
— Вы убили.
А пошел он, вдруг подумал Зимин. Почему все время терпеть? Психов и то терпеть приходится, что за жизнь такая бесконечно тоскливая? Зимин разозлился.
— Вы дурак?! — резко спросил он. — Вы дурак, или кто? Я не хочу с вами общаться, а вы меня преследуете! Значит, дурак.
— Нет, я не дурак, просто…
— Просто у меня на лбу короста, — ответил Зимин.
— Просто меня зовут Кокосов, — тихо сказал Моховиков.
— Прекрасно! — Зимин хлопнул в ладоши. — Вы то Моховиков, то Кокосов. Кокосов–Моховиков! А?
— Все правильно, — кивнул Моховиков. — Я Моховиков, но у моей мамы фамилия Кокосова, так что я…
— У моей мама фамилия Романова! — перебил Зимин. — Мне что теперь, претендовать на российский престол?!
— Нет, конечно… То есть как хотите… Я хотел сказать, что вот вся эта история, она произошла со мной! Так вот… — выдохнул Моховиков–Кокосов.
Зимин не останавливался — нечего подкармливать психа, он, Зимин, гуляет вокруг дома, а какой то псих тащится за ним, ну и что? Мало ли на свете психов? Каждый четвертый, если не больше.
— Эта история произошла со мной, — повторил Моховиков.
Зимин шагал. Мечтал об одном — чтобы этот Моховиков запнулся и упал, растянувшись в луже на асфальте. А он бы тогда побежал. А что? Пробежался бы немного, подальше от психа, подальше… В Калининград! В замок! В подземелья! Никакого электричества! Никаких Моховиковых! Никаких Кокосовых!
— Да погодите же вы! — Моховиков догнал.
Зимин подумал, что сейчас Моховиков схватит его за рукав, но тот воздержался. Просто перегородил дорогу. Собой.
— Я — Кокосов Евгений Валентинович…
— Эсквайр? — уточнил Зимин.
— Что?!!
— Ничего. Вы головой в детстве часто ударялись?
— В меру… Я любил на мопеде…
— Что вам нужно? — раздельно и с крайней степенью недоброжелательности в голосе произнес Зимин. — У меня дела, я тороплюсь, а вы меня отвлекаете. У вас что то серьезное?
— Да, конечно. Всего несколько минут, и я уйду. Честно! Я не сумасшедший, поверьте, просто мне надо кое что выяснить…
— Хорошо, — терпеливо, но по–прежнему недоброжелательно сказал Зимин. — Хорошо, я вас слушаю. Хотя если честно, мне не очень нравится беседовать под дождем.
«Ошибка, — подумал Зимин, — зря я про дождь сказал, сейчас этот сумасшедший попросится в гости». Но Моховиков в гости не стал набиваться, раскрыл портфель. Зимин напрягся, ожидая, что сейчас из портфельных недр будет извлечено таки нечто опасное…
— Зонтик, — пояснил Моховиков. — У меня есть зонтик, так что если вы промокли…
— Давайте скорее уж, — отмахнулся Зимин. — Что вы еще хотели спросить?
Моховиков стал неуклюже убирать зонтик в портфель, Зимин ждал. И думал, что надо было поехать к матери Лары. Сейчас бы пил чай с крыжовником в теплой кухне, выковыривал бы языком косточки из зубов и томился от рассказов про дачу, про то, что редис не взошел, в луке черви, а салат поедают ночные слизни, а дядя Ваня…
Хорошо было бы.
Но он не поехал.
И теперь стоял под дождем. Весь день под дождем, а вот если бы на второй сеанс остался, то не промок бы.
— Я хотел спросить… То есть… я не знаю… А что, если его нельзя было убивать?
— В каком смысле?
— В том… Это ведь может повлиять…
— На кого?
Зимин дал себе слово быть терпеливым. Терпеливым–пре–терпеливым, терпеливым воздастся.
— На Парцифаля! Понимаете, вы его убили в книжке, а это ему может повредить…
— Я все таки пошел, — сказал Зимин. — Мне честно надо, ко мне должны сейчас японцы прийти, а я тут с вами болтаюсь.
— Ну еще минутку! — Моховиков–Кокосов стал возиться со своим портфелем. — Буквально минутку! Вы ведь понимаете, что оно все так… Знаете, вы вот мне не поверили, а эта история, ну, которая в «Темной материи», она со мной произошла. Один в один практически. Поэтому я очень удивился, очень… Знаете, я живу не слишком далеко…
— А не желаю знать, где вы живете, — оборвал Зимин. — Живите себе где хотите, это ваше личное дело.
— Да–да, понимаю, хорошо, — Моховиков старался открыть портфель, у него не получалось. — Недалеко, день на поезде, правда, пересадки… Но это неважно, совсем неважно. Это все со мной произошло, вот смотрите…
