Владимир Белобородов - Норман
Орк, вообще предложил в честь дня мужчины, пойти в трактир. Но это предложение было отметено отцом по причине безопасности, а Лекамом по причине морального состояния подопечной, а если буквально, то "да меня, ее родители на кол посадят". Но вот настойку, мне орк все-таки влил: "Настоящий орк в день воина (совершеннолетие по оркски), не может не выпить гномьего огня. Но после первой чарки, видя реакцию моего организма, больше не настаивал. Мне было безумно хорошо.
Апогеем торжества стал подарок, я не знаю чья это была идея, но под восторженные крики всех присутствующих: "Харра! Харра! Харра!", отец вывел во двор, черного как смоль, жеребца. Благородный наклон головы, рост под четыре локтя в холке, тонкие ноги, он был великолепен. Отец не стал разводить долгих речей: " Пусть Аравин, будет тебе боевым другом!
Сказать, что утро было тяжелым, значит ничего не сказать, не смотря на мизерное количество выпитого, мне было плохо. При этом тренировку никто не отменял. "Настоящий орк, не знает похмелья", думаю не надо сообщать, кому принадлежат эти слова. Но это оказалось не единственным испытанием. Во второй четверти дня, раздался истошный крик Нейлы: "Алехар!"
Знаю, что не хорошо так думать, но он мне сразу не понравился, и я оказался прав. После, не скажу что сухого, но сдержанного приветствия со всеми обитателями нашего дома, кроме Нейлы, которая, мне показалось вечность, висела на нем, он подошел ко мне.
- Привет Норман, я для тебя кое-что привез, - при этом помахивая перед моим носом леденцом в форме дракона. А следом тихонько, елейным голосом, так чтобы никто не слышал, добавил: "Надеюсь, он унесет тебя".
- Мелковат он, для меня, но все равно спасибо, вижу, что от души.
В глазах Алехара, за несколько ударов сердца, я прочитал целую гамму чувств: удивление, досаду, злобу, растерянность. Я молча развернулся и ушел в дом, где с омерзением выкинул подарок в помойное ведро, а ведь я ждал его: "Брат!".
Вечер был скомкан. Нейла крутилась вокруг Алехара. Часть вечера, отец о чем-то беседовал в столовой с братом. Причем беседа, была явно на повышенных тонах. Немного развеяла мое настроение тренировка на мечах с Храмом, в течении которой я озлобленно сражался, представляя на месте Храма - Алехара. В конце концов орк, остановил тренировку. "Орк, должен сражаться без чувств, на голом разуме и расчете, а ты делаешь много ошибок" - развернулся и ушел, разозлив меня еще больше. Я ушел в конюшню, чистить Аравина и Барса, в глубине души, злясь на Нейлу, как можно быть такой слепой и не видеть лицемера. Ночь, с трудом поглотила мои переживания сном.
- Что опять баронство клянчит?
- Да.
Рамос и Лекам стояли на крыльце. Небо второй день хмурилось, предвещая дождь.
- Да отдай ты его ему.
- Обойдётся. Если приму титул, Норману тоже служить придётся в случае войны. А между графствами войны сам знаешь, что ни круг то стычка.
- Да кто ж его больного то...
Тут Лекам замолчал, поняв, что сказал ерунду.
- То-то же. Они титулы раздают, а потом на праве службы дворянина, воинов подготовленных получают. Да и нечего в этом дворянском гадюшнике делать. Ты сам то давно "в свет" выходил? Молчишь. А он только получит, сразу кинется. Какая ему польза от безземельного титула, вот скажи мне? Лучше расскажи, что с Нейлой решил?
- Пусть учится, чего ей жизнь ломать. Она с нами не связана, о Нормане, строго - настрого предупредил, чтоб не говорила, да и сама не дура, понимает, что не просто так убийцы в дом приходят, так что послезавтра отвезу в академию. Пойдем по кружке красного "пропустим", как Норман говорит.
Утром я тренировался один, Храм ушел на базар, его очередь кухарить. Алехар, прошел на конюшню, сделать своего коня, собирался уезжать, но спустя десять мер вышел: "Я смотрю ты мечник? Может со мной?"
Я молча кивнул на стоявшие в углу деревянные мечи. Он подошел, также молча выбрал меч, и встал напротив меня.
Сражался он ожесточённо, как впрочем, и я. Техника напоминала то, чему меня учил орк, но с еле уловимой разницей. Где-то, через тридцать ударов сердца, он провёл рубящий удар снизу, я не успевая отбить, отклонился корпусом назад и тут же получил подсечку, потеряв равновесие, на мгновение отвлёкся и получив удар в челюсть, упал в песок. Прижав остриё меча к моему горлу, он светился злорадной яростью.
"Ты! Ты мне всю жизнь испортил, ты испортил жизнь всей семье. Из-за тебя умерла мать, всё детство я должен был сюсюкаться с тобой, теперь отец остался нищим, потому что вылечил тебя. Для чего, какой от тебя прок. Ты, думаешь, кому-то нужен? Думаешь, Нейла ответит тебе взаимностью? Да-а, я видел, как ты на неё смотришь" - он захохотал: "Придурок, посмотри на себя в зеркало, как была идиотская рожа, так и осталась". Он наклонился ко мне поближе, нажав сильнее на меч, тихо сказал: "А вот я с ней обязательно покувыркаюсь, когда подрастёт. Как жаль, что это не настоящий меч". Алехар резко отбросил меч в сторону и пошёл от меня. Я вскочил, судорожно сжимая одной рукой меч, другой - горло. "Может, ты на безоружного кинешься? Хотя тебе можно, ты же дурак" - он остановился, повернулся ко мне лицом и развел в стороны руки. Постояв три удара сердца, захохотал, зашёл в конюшню. Через какое то время выехал на лошади и сразу пустил её в галоп.
Из дома выбежал отец: "Сучёныш, успел уехать". Подошёл ко мне.
- Я всё видел из окна, не успел. Что он тебе наговорил?
- Не знаю. Наверно правду.
Отец молча постоял рядом, потом поднял меч, брошенный Алехаром.
- У тебя очень резкие движения, предугадываемые. Повторяй за мной.
Отец начал плавные движения. С каждым ударом сердца движения становились быстрее, превращаясь в танец, мне казалось, я слышу ритм, медленный и в то же время великий. С неба упали первые капли дождя.
Отношение к Нейле, у меня изменилось, немного, но она смогла уловить. Нет, это была не злоба, это было бессилие перед обстоятельствами. Алехар был прав, моё лицо как несло печать болезни, так и осталось. Я просто выискивал для себя в отношениях с Нейлой, какие-то штрихи, которые могли бы означать её неравнодушие ко мне. Он открыл мне глаза. Я даже мер пять покрутился у зеркала, что только усугубило падение моего мнения, о своей внешности, просто раньше я об этом не задумывался. Моё лицо, как впрочем, и тело, носило отпечаток болезни. Казавшиеся маленькими на щекастом лице глаза, были расположены слишком широко, толстые губы на почти круглом лице, делали меня похожим на владельца мясной лавки с базара, который у меня вызывал отвращение. Возможно, Нейла любила меня, любила как брата, а мне было этого мало.
Вечером Нейла провела последний мой осмотр. Последний, потому что каникулы заканчивались. Инициация не произошла.
