Артем Каменистый - На руинах Мальрока
Но не у всех присутствующих оно повышалось. Третий участник нашей кампании не радовался жизни – скорее наоборот. Да и трудно ей радоваться в его положении. Избавившись от своих цепей (пришлось повредить заточку пары великолепных кинжалов и немного помахать разукрашенным боевым молотом), мы не стали их выбрасывать – заковали беспамятного инквизитора по рукам и ногам, делая это крайне грубо, отчего он заработал несколько ушибов и кровоточащих ран (нас это ничуть не расстроило). Затем, уже когда очнулся, пристроили на стене, в качестве аванса с удовольствием постучали кулаками по лицу и печени, после чего временно оставили в покое – пусть немного поразмышляет над бренностью бытия. Теперь он с трудом ступнями до пола доставал, дышал с болезненным присвистом, непрерывно шмыгал расквашенным носом и косился на нас весьма неодобрительно. Не будь кляпа, небось кричал бы уже во всю глотку, обвиняя нас во всех грехах сразу.
А еще он опасливо косился на зев камина – там, на пылающих дровах, грелись попорченные кинжалы и кочерга, что не могло не наводить на печальные мысли.
Конфидус, покачав головой, сообщил:
– Судя по этим записям, скоро сюда пожалует целая банда имперских инквизиторов – собираются всерьез королевством заняться. Еретиков, мол, слишком много здесь, и чувствуют они себя вольготно. И чернокнижие в пограничье расцвело – сил на все не хватает. А, главное, аристократы местные вообще неприкосновенны, хотя по некоторым подвал плачет давно уже. И на попов здешних обижены: в каждом графстве догмы по-своему трактуют, и по всему видать, что расколом пахнет, если не пресечь. А пресечь нечем – подмога нужна. Вот и ждут серьезное подкрепление.
– И насколько скоро они здесь появятся? – насторожился я.
– Не знаю. Месяц. Два. Может больше. Не понять.
– Не страшно – лишь бы не этой ночью. Наш друг Цавус послал всех своих братьев на поиски неких беглых негодяев, так что нам никто не должен помешать до утра.
– Да – это он правильно поступил. Пускай ищут. И еще: Дан – карающие считают, что королевство обречено. Недолго ему держаться осталось – потеря Межгорья первый признак: следом падет граница и потеряют весь юг. Вот и торопятся урвать хоть что-нибудь и обеспечить покорность беженцев.
– И что они могут урвать, если королевство погибнет?
– Люди Дан… люди. Если погань все же победит на границе, многие отсюда уйдут. А это большая выгода, если знать заранее и быть к такому готовым. Деваться-то беженцам некуда – богатств у простого народа больших тоже нет. Можно на землю поставить, закабалить – на чужбине прав у них не будет. А еще золото: если взяться за аристократов и здешнюю церковь всерьез, то немало можно выдавить. И пусть с королем делиться придется, но изрядный куш все равно достанется. Когда карающие устроили очищение в Карайесе, то из десяти баронов там два-три уцелело, да и то, потому что "добровольно пожертвовали" большие средства ордену. Там, правда, делалось все под присмотром имперской армии, так что развернулись не стесняясь. Здесь вряд ли такое получится, но все равно дело выгодное.
– Интересные у инквизиции способы заработка.
– Свою выгоду никто не упустит, а уж эти стервятники и подавно. Не так ли, Цавус? Молчишь? Дан – вы, кажется, о чем-то хотели побеседовать с нашим другом?
– Я человек ранимый – еще не оправился от разговора с его слугой. Цавус: знаете, что я сделал с этим стариком? Для начала выколол ему глаза и насыпал в них соли. Потом нарисовал у него на груди крест – раскаленной кочергой. Потом…
– Дан, умоляю – не портите своими неаппетитными рассказами красоту момента. Вино здесь недурственное – не надо мешать прочувствовать букет.
– Ладно – не буду. Цавус – ваш слуга до сих пор жив. Я ведь не убийца. Я спросил его всего лишь один раз – один маленький вопрос задал. И что он мне ответил? Он ответил: "Не знаю". Очень хорошо подумайте, что стоит говорить, когда я вытащу кляп. Не сомневаюсь, что у вас из глубины души рвется много самых разнообразных слов, но еще раз намекаю – подумайте, прежде чем произнесете их вслух. Я, мягко говоря, не питаю к вам теплых чувств. Попадись вы мне сразу, еще там, в вашем пыточном подвале, порвал бы ногтями и зубами. Без разговоров. Сейчас остыл я, да и размяк от усталости и пищи хорошей, но злость ведь никуда не исчезла – злопамятный я. Понимаете? Вижу по глазам, что уже задумались. Ну что же – приступим.
Вытащив из пасти гада импровизированный кляп, злобно прошипел в лицо:
– Где Зеленый?!
Завидев в глазах инквизитора явное непонимание, уточнил:
– Где мой попугай?
– Птица? – без особого страха, но с долей растерянности уточнил Цавус. – Птицу вашу герцог Шабен забрал.
– Надо же – сам герцог забрал! И что же мой попугай там делает?! У герцога?!
– Сэр страж – я не могу знать, чем он сейчас занимается. Последний раз, когда я его видел, он сидел в клетке, в карете герцога – тот направлялся к себе во дворец. Нам птица ни к чему, поэтому я не возражал против того, что он ее забрал.
– Сэр страж?! Так я больше не изменник рода человеческого?! В подвале вы ко мне несколько по-другому обращались.
Инквизитор хмыкнул, не проявляя ни малейшего страха. А ведь тон мой предельно угрожающий. Невозмутимость мерзавца начала раздражать – может и в самом деле кочергу достать, и начать говорить всерьез? Идея отличная – руки чешутся: я и без того зол до точки кипения, а он еще и провоцирует.
– Сэр страж – ну зачем вспоминать тот подвал. Вы неглупый человек, я тоже не дурак – оба понимаем, что ситуация сейчас несколько другая. Обстановка изменилась.
– При чем здесь обстановка? Вы ведь оплот веры – на вас не должны влиять внешние обстоятельства. В том подвале я был исчадием ада, а здесь вы со мной беседуете, будто с наследным принцем. И ни малейших следов религиозного фанатизма в ваших глазах не замечаю: меня это поражает больше всего. Такое впечатление, что пытал меня ваш близнец – совершенно разные люди.
И впрямь другой человек – даже болезненная желтизна почти сошла. Бодрячком инквизитор держится, несмотря на сложность ситуации. На фанатика вообще не похож: предельно прагматичный человек. И не боится меня ни капельки… вот ведь скотина.
Надо было сразу убивать – как только увидел. А теперь чуть ли не стесняюсь, безоружного и беспомощного резать. Не маньяк я – если не считать Йены и тех перерожденных, которых у брода убил, на человека руку не поднимал никогда. Но их трудно причислить к роду человеческому.
Убил бы, и что дальше? Кто кроме него может рассказать, где искать Зеленого?!
А резать все равно придется – в живых такого врага оставлять нельзя…
