Галина Романова - Собачья работа
— Вы что? Кто разрешил выходить?
— Но мне одному страшно! — честно ответил Витолд. — А вдруг — опять?
Я уже, кажется, говорила, что не терплю таких мужчин, и готова повторять это снова и снова. В ополчение, конечно, шли всякие. Были откровенные негодяи, которые скрывались от королевского правосудия под знаменами королевских же войск в надежде, что война все спишет. Были те, кто переоценил собственные силы и сломался от трудностей. Были такие, кто просто польстился деньгами — эти вечно ныли, что жалованье выдают с задержкой, негде хранить добытое, и возмущались, почему им не дают грабить и разорять собственные же города, отбитые у врага. А были такие, кто честно выполнял свою работу — без лишних слов и мыслей сражался, убивал и погибал. Имелись среди них и те, кто признавался в своем страхе, — но они тут же вставали и шли в атаку. Обделавшиеся от страха — но шли. А этот… нашел чего бояться! Пустой комнаты! Как ребенок, честное слово!
— Ничего не будет! Убийца промахнулся. Он знает, что вы настороже, и постарается не выдать себя раньше времени. Кроме того, ему нужно придумать новый план. До утра ничего не случится, обещаю!
— И все равно, с вами мне спокойнее! — заявил мужчина, протиснувшись в комнату. Ну не выталкивать же его взашей? Да и, с другой стороны, в чем-то он прав. Одно дело — на войне. Там точно знаешь, где и кто твой враг. А здесь? Думай и гадай, от кого и с какой стороны прилетит стрела. Ему, наверное, страшно было выходить в темный коридор, памятуя про недавнее нападение. Но ведь вышел!
Сон откладывался. Присела в кресло. Гость тем временем огляделся по сторонам.
— У вас тут мило, — сказал он. — Чувствуется женская рука.
Я фыркнула. Скажет тоже — женская рука! Я живу тут всего пару дней и совершенно не пыталась создать уют. Нет, мне мечталось о своем доме — там мама, сестры… тишина и покой.
— Ложитесь на постель, — распорядилась я. — Вам надо отдохнуть!
— Вы уверены, — он послушно присел на край, — что так будет лучше? С одной стороны, тут всего одна кровать, а с другой — вы женщина. Вам в кресле точно будет удобно?
— Не беспокойтесь за меня, — я поерзала, выбирая позу поудобнее. — Во время войны где только не приходилось спать… Так что снимайте башмаки и ложитесь.
— Вы воевали? А я вот не был на войне, — промолвил Витолд, послушно разуваясь и пристраивая обувь возле кровати.
Он сказал это так странно — спокойно и бесхитростно — что я невольно напряглась. Успела, знаете ли, привыкнуть к тому, что мужчины гордятся своим участием в боях, а женщины наоборот, стесняются. В монастыре Богини-Матери жило несколько бывших воительниц — более одиноких, мрачных и стеснительных женщин я не видела. Зато они чуть ли не единственные в городе относились ко мне без презрения, с пониманием.
— Не были? — В это верилось с трудом. — Сколько же вам лет?
— Двадцать семь… Я думал, вы знаете!
Выглядел он моложе, от силы на двадцать два. А гладко выбритые щеки и тень улыбки вовсе делали его похожим на мальчишку. Всего на год старше меня! Но почему?
— Это все отец придумал, — смутился Витолд. — Он боялся за меня.
Да уж. Насмотрелась я на таких, как он. В ополчение иногда приходили юноши с оленьими глазами и восторгом на лицах. Наивные чистые мальчики. Их убивали одними из первых. А те, что выживали, становились такими жестокими циниками, что все диву давались. Видно, граф Доброуш боялся, что война сломает его сына, сделает жестоким, грубым, озлобленным. Но ведь ничего такого не боялся мой отец, когда отдавал в ополчение старшую дочь! Когда все это началось, парню было уже почти девятнадцать лет, совсем взрослый. И не пойти воевать?
По моему мнению, мужчина должен быть воином, хотя бы в душе. Князь сам не подозревал, насколько сильно упал в моих глазах. Так сильно, что возникшая было симпатия растаяла, как будто ее и не было.
Утро началось с требовательного стука в дверь. Кто-то колотил кулаком и громко звал меня:
— Госпожа Дайна! Вы там?
От неудобной позы тело затекло — ныла, кажется, даже отсутствующая нога. Кроме того, я проспала, хотя привыкла вскакивать чуть свет. Посему спросонья и со злости рявкнула, выхватывая меч:
— Какого лешего? Жить надоело?
— Госпожа Дайна! Его сиятельство князь Витолд исчез!
— Что?
— Его нет в покоях! И никто не знает, где он!
— Отлично знает! — донесся с постели сонный голос. — Я здесь!
Выбравшись из-под одеяла, он пошлепал босиком открывать, и мне еле-еле удалось в самый последний момент перехватить его руку:
— Я сама!
— Но там же…
Но я уже толкнула мужчину себе за спину и, держа меч наготове, откинула крючок.
Стоявшие на пороге люди — госпожа Мариша, старый целитель, несколько челядинцев и парочка гайдуков — сначала попятились перед обнаженным клинком, но любопытство пересилило, и они ворвались внутрь, осматриваясь с тревогой и плохо скрываемым интересом. Похоже, на их лицах даже мелькнуло разочарование: я оказалась полностью одета, словно и не ложилась. И легкий беспорядок в одежде явно не был следствием того, что мне пришлось набрасывать на голое тело первое, что подвернулось, когда сладкую парочку любовников застали врасплох. Да и выражение моего лица явно не соответствовало тому, что накануне я провела бурную ночь. Сенсационная новость — князь провел ночь в объятиях одноногой наемницы! — умерла еще до рождения.
— Я здесь, — Витолд вышел вперед. — Что случилось?
— М-мы, — госпожа Мариша засмущалась, — вас потеряли, ваша милость!
— А чего меня терять? Я не иголка! — засмеялся он, направляясь к выходу, но уже на пороге обернулся и подмигнул мне: — Благодарю за гостеприимство! Я чудесно выспался под вашей защитой! Следуйте за мной!
Вот так. Вчерашнего испуганного мальчишки как не бывало. Передо мной опять предстал чуть легкомысленный, но уверенный в себе мужчина. Кое-как пригладив ладонью волосы и потуже затянув пояс на штанах, переступила порог.
После завтрака князь Витолд выразил желание поработать. Странно это звучало в его устах. В моем понимании работать — это рубить дрова, пахать землю, ковать топоры, мечи и подковы, что-то чинить, строить, шить, ткать, печь хлеб, в конце концов. Трудно себе представить, чтобы знатный человек захотел заняться каким-то ремеслом. Хотя мы, наемники, тоже работаем — мы сражаемся, убиваем и умираем, а нам за это платят деньги. «Я работаю мечом… Я работаю топором… Мы славно поработали сегодня в той деревне», — так мы говорили о том, что делали на войне. Я и сейчас работала — телохранителем. Но что имел в виду князь?
