Сабля, птица и девица (СИ) - Зубков Алексей Вячеславович

— Какой Аллах, паны! — уже изрядно пьяный Анджей встал, опираясь на стол, — Надо по-нашему, по-христиански. К хорошему Божьему празднику. К… Пасхе!

— Пасха была только что! — напомнили соседи по столу.

— Тогда… к Рождеству!

— Не долговато? — задумался Чорторыльский.

— Сам-то что скажешь, пане Люциус? Какой у тебя праздник самый любимый?

Простой вопрос ввел выпившего пана в ступор.

— Да хоть и к Рождеству, — сказал Ласка, — Даст Бог, раньше привезу. Позже нельзя, раньше можно, верно, пан Люциус?

— Пускай так, — махнул рукой Люциус.

Душегубы подняли кружки за крепость слова. А Ласка сел, упал лицом в стол и уснул.

Разносить гостей по гостевым комнатам никто и не собирался. С утра пораньше по всему пиршественному залу возлежали дорогие гости. Хозяина слуги все-таки утащили в спальню. Ласка проснулся, вздрогнул, во дворе умылся из бочки. Подумал, не попрощаться ли. Решил, что не стоит ради этого будить хозяина ни свет ни заря. Оседлал коня и уехал на запад.

По пути в Краков на первом же постоялом дворе к Ласке за столик подсел тот самый Вольф Стопиус.

— Сначала выслушай, — сказал он, когда Ласка сурово посмотрел на него исподлобья.

— Слушаю, — Ласка и так не полез бы в драку, но неприязнь к вору осталась.

— Поехали вместе. Люди говорят, ты к королевскому двору собрался.

— Зачем ты мне, жулик ты и вор?

— Совесть меня мучает, — вздохнул Вольф.

— Как воровать, так не мучала?

— Нисколько. С того всю жизнь живу. Эка невидаль, денег у добра молодца убыло. Не с голода умирает, новых накопит. А вот когда человека чести из-за меня медведем травят, это нехорошо. Вот те крест, не хотел я тебя жизни лишить.

Про отказ Ласки рубить голову Вольф вроде бы не вспомнил с отдельной благодарностью, но именно это решение показало статус русского как человека чести, а не какого-то худородного простака, пусть и ловкого.

— Ты представился, что мы с тобой вместе, а потом пошел хозяина грабить.

— Не грабить, а восстанавливать справедливость.

— Средь бела дня и честного человека сообщником представив?

— Бес попутал.

Не любой скверный поступок можно объяснить как «бес попутал», но откровенно дурацкие самым правдоподобным образом объясняются бесом. Одно дело, когда вор голову ломает, как зайти и как выйти, да как следы замести. Другое — когда приезжает в открытую, здоровается с хозяином и внаглую лезет шарить по тайникам средь бела дня.

— Так говоришь, будто я без тебя по пути помру, — сказал Ласка, не желая спорить насчет беса.

— Не помрешь ты, а казнят тебя.

— За что? Я там никого убивать и грабить не собираюсь.

— Знал бы ты польский королевский двор хотя бы так хорошо, как молва говорит, ты бы обходил его десятой дорогой. Как ты попадешь на прием к королю? К которому, кстати, королю?

— У них что, два?

— Строго говоря, в Польше последние лет десять как бы два короля одновременно. Сигизмунд Старый тогда еще помирать собирался, да все никак не помрет.

— Слышал про него.

— Говорят, что Сигизмунда с юношеских лет мучили постоянные лихорадки, а в зрелости добавились подагра и острый ревматизм. Королева еще лет десять назад настояла на коронации малолетнего наследного принца Сигизмунда Августа. Теперь в случае смерти старого короля молодой получит все королевские права и обязанности без всех процедур, связанных с наследованием.

— Королева настояла? — удивился Ласка, — Это у них королева как у нас была Елена Васильевна?

Елена Васильевна Глинская, вдова светлой памяти великого князя Василия, после смерти мужу пять лет княжила на Москве. Воевала и мирилась с Литвой. Воевала и мирилась с Казанью. Провела денежную реформу. И еще много чего сделала ничуть не хуже, чем сделал бы настоящий князь. Потом взяла да и померла.

— Совершенно не похожа, — ответил Вольф.

— Но Глинские же из Литвы.

— Из Литвы и православные. А королева Бона — католичка из Милана, из рода Сфорца. Умная-то она умная, но сама не царствует, а только правит и поперек мужа на людях не выступает.

— Тогда кто из королей на самом деле король?

— Старший Сигизмунд, которого с тех пор стали называть «Сигизмунд Старый». А молодой Сигизмунд Август ведет образ жизни наследного принца. То есть, как бы готовится к «настоящему правлению» и ни за что в государстве не отвечает. Королева же имеет огромное влияние на обоих, но даже бабы на краковском рынке не знают, какие решения короли принимают сами, а какие за них принимает королева.

— Ладно, а тебе-то что до моих дел с Чорторыльским?

— Давай я тебе помогу. Ты же в Польше отродясь не был. Ни украсть, ни по-хорошему договориться не сможешь.

— Зачем мне там воровать, и как можно украсть жалованную грамоту? Она же именная, ее писарь пишет, а король печатью утверждает.

— Я тебе скажу, как все будет. Ты попросишь жалованную грамоту. Если тебе сразу не откажут, то взамен стребуют что-то, чего за деньги не купишь. Я тебе это украду, ты получишь у короля грамоту, у Чорторыльского живую воду, а грех воровства останется на мне.

— Тебе-то какой интерес?

— Скучно мне, на месте не сидится.

— В твои-то годы?

— Не в годах счастье, а в воле. В удаче, в кураже, в удали молодецкой. Чует мое сердце, с тобой не заскучаешь.

— Седина в бороду, бес в ребро? Не на плаху меня приведешь?

— Дожил бы я до седин, когда бы на плахе побывал?

— Тоже верно.

— Берешь меня в ватагу?

— Беру.

Ласка не собирался ничего ни у кого красть и не ждал, что вор окажется полезен при дворе короля. Но за время разговора подумал, что ехать по незнакомой стране в компании местного намного быстрее и спокойнее, чем совершать тот же путь одиноким чужеземцем.

9. Глава. Добро пожаловать в Краков

Прекрасен стольный город Краков при ясной погоде! С какой любовью строили его короли Великой Польши! В Кракове есть королевский замок на горе, каменные костелы с прекраснейшим внутренним убранством и мощами святых, надежная стена вокруг всего немаленького старого города и даже самый восточный университет христианского мира. Давным-давно татары разрушили город, и Болеслав Стыдливый приказал отстроить Краков снова, но не на старых фундаментах, а по разумному плану.

А какой в Кракове рынок! Огромная площадь с лучшей торговлей в Польше и окрестностях. Краковский рынок больше знаменитых итальянских, и на нем можно купить всё, «от стекла до лимонов», разные сорта превосходного мяса, дичи и птицы. В торговых рядах царит образцовая чистота, а товары необыкновенно дешевые. В магазинах краковских купцов есть все, чего только душа пожелает, вещи самой тонкой работы со всей Европы. Нет другого города с таким обилием товаров, недаром здесь говорят, что не будь Рима, им стал бы Краков.

Силен Краков не только стенами, но и жителями. Короли мудрые, рыцари отважные, священники благочестивые, студенты толковые, торговцы честные, судьи и стражники справедливые, а дамы очаровательные и добродетельные.

Путь на Краков лежал через Минск, Берестье, Люблин и Сандомир, а занял почти три недели. Вольф сказал, что от Кракова до границы земель, вассальных Габсбургам, еще неделя пути. Ласка удивился, как велика Польша вместе с Литвой. Почти месяц скакать от края до края. Сколько в Польше всякого богатства и как густо вдоль дорог стоят города. Каким чудом московские князья воюют с поляками и литвинами на равных?

Русь, конечно, тоже велика. В плане земли. От Москвы до Великого Устюга или Вятки тоже, наверное, с месяц скакать, а то и больше. Но населена русская земля не в пример реже, чем польская. По Руси ехать от города к городу, за полдня-день можно и деревню на дороге не увидеть. А в Польше только выйди на дорогу и раз деревня, два деревня, да город, да каменный.