Николай Романецкий - Конь в малине
– Да-да-да, – ошалело отозвался я. – Слышу-слышу! Спасибо вам огромное!
Коридорная удалилась. А я сел на кровати и потряс головой. На часах было пять минут восьмого, и пора было готовиться к встрече с Ингой.
22
Она прилетела в две минуты девятого. Сегодня на ней было платье цвета морской волны, а волосы перевязаны светло-зеленой ленточкой.
– Привет, америкен бой! – потрепала меня по загривку. – Больше ничего не случилось?
– Бог миновал! – отозвался я, зарываясь носом в ароматную шевелюру.
Былая опустошенность испарялась, будто кусок сухого льда на лотке у мороженщика. Ее сменяло желание, и мои руки сами собой устремились под Ингины мышки.
– Подожди, не все сразу! – Инга осторожно отстранилась. – Что сам думаешь?
– Не знаю. То ли тут побывали воры-неудачники, то ли кто-то взял меня за воротник.
Она села в кресло, закурила, размышляя.
– Может, ты где-то прокололся, конь в малине?
– В каком смысле?
– Ну-у… – Инга сделала неопределенный жест рукой. – Раскрылся… Кто-то заподозрил, что Максим Метальников не тот, за кого себя выдает.
Я хмыкнул:
– Мне пришлось выдавать себя и за агента страховой компании, и за санитарного инспектора, и даже за служащего комитета по охране здоровья матери и ребенка, если такой в вашем городе существует… Возможно, некоторые из собеседников и могли заподозрить, что я не тот, за кого себя выдаю. Но они не могли так быстро узнать, где я живу, и организовать обыск.
Инга глубоко затянулась и выпустила к потолку дрожащее дымовое кольцо.
– Служащий комитета по охране здоровья матери и ребенка?.. – Она усмехнулась. – Пособие на новорожденного, случаем, никому не выплатил? А то, конь в малине, придется ломать голову, по какой статье провести расходы.
– Неужели комитет с подобным названием и в самом деле существует?
– Не думаю. Насколько мне известно – нет. Есть просто комитет по здравоохранению.
– Спасибо за консультацию, – сказал я.
Мы ходили вокруг да около, и, возможно, она понимала, что я это тоже понимаю. Но правила этой игры задавали не мы, и не нам их было отменять. На мой взгляд, по крайней мере, время для отмены еще не наступило…
– Заберешь отмычки?
– Заберу… Если при следующем обыске у тебя их найдут, могут и настучать. Тогда возникнут неприятности с властями… Ты же понимаешь, что все эти гипнообработки по существующему законодательству могут быть расценены как преступление против личности. Тебя-то просто вышлют, а у Пал Ваныча могут появиться лишние расходы. Непредвиденные взятки в смету не заложены.
– Интересно, – сказал я, – а как вы закладываете предвиденные взятки?
– В качестве представительских расходов, разумеется!
Мне стало скучно. Я сел на ручку кресла и притянул эту роскошную женщину к себе.
– Теперь понятно, почему мы, американцы, никогда не понимали экономическую политику ваших правительств… Пойдем-ка лучше в постель! Мой конь соскучился по малине. Очень соскучился!
– Подожди!
Но я уже опять запустил руку в разрез под мышкой и шатром накрыл ее левую грудь. Инга вздрогнула, закинула руки за голову и обняла меня за шею. Ладони у нее были сухими и горячими.
Хорошо, что в постели ходить да около – не значит пытаться обмануть друг друга. Это всего лишь прелюдия к главному, и чем дольше она длится, тем больше распаляет страсть тебя и твою партнершу. Моя ладонь скользила по телу Инги, старательно избегая главных точек. Спина, живот, ягодицы, внутренняя поверхность бедер. И снова спина, живот… И только когда Инга начала выгибаться, поднимая таз, я навалился на нее и стиснул ее груди так сильно, что она застонала и прикусила губу. Вот тогда конь и устремился в малину.
23
Поужинать сегодня решили в номере. Ели жаркое с черносливом, пили шампанское.
Все было в ажуре. Кроме одного: я не мог отделаться от мысли, что с каждым сказанным словом, с каждым движением приближается минута расставания. Спарились и разбежались… Вот сейчас мы доедим жаркое, допьем шампанское, Инга посмотрит на часы и скажет: «Ну все, америкен бой. Я побежала».
– Я сегодня остаюсь до утра, – сказала она. – Закажи еще шампанского.
У меня отвалилась челюсть.
– А как же твой муж? С осиновым колом…
– С каким еще колом?
Я рассказал ей про стрелу Амура и про осиновый кол.
Она расхохоталась:
– Я не замужем, глупый. А ты о себе слишком высокого мнения.
– Так уж и слишком, – поддразнил я.
Она вдруг перестала улыбаться:
– Нет, конечно, не слишком. Наверное, твой рассказ был бы верен, окажись я замужем. До сих пор считала, что мужчина в доме – источник лишних хлопот. Деловая женщина должна в первую очередь думать о работе, а потом уже о любви.
– Теперь ты так не считаешь? – Мне опять казалось, что наши слова ничего не стоят, что за ними стоит совсем не сексуальный интерес. По крайней мере, с ее стороны…
– Не знаю… – Инга погрустнела. – От работы ведь меня никто не освобождал.
Ради этой работы ты и остаешься до утра, подумал я. Спарились и не разбежимся. И еще раз спаримся. Но потом все равно разбежимся!
– Встреться ты мне лет десять назад, возможно, все было бы теперь по-другому. – Инга мотнула головой, отгоняя какое-то, не слишком приятное воспоминание. – Закажи еще шампанского. У меня хватит денег.
Если ты работаешь на мафию, торгующую детскими смертями, у тебя хватит денег не на один такой вечер, подумал я. Но как ты будешь жить потом?..
Меня вдруг охватило желание вырвать ее из этой трясины и увезти в Штаты, чтобы родила мне четверых детей, и to fuck him, босса, и мою работу, найду себе другую!..
– Над чем задумался, америкен бой? Закажи еще бутылку!
И желание увезти ее в Штаты пропало, испарилось, как роса на утреннем солнце.
Я позвонил в ресторан, заказал шампанского и фруктов. Мне очень не нравилось, что заказ оплатит женщина, что я все больше утверждаюсь в роли жиголо. Но расплатиться самому – значило вызвать неприятные вопросы. Или, по крайней мере, снова начать игру вокруг да около. И отнюдь не в любовной прелюдии…
Когда посыльный принес корзину и мы выпили по бокалу, Инга, хрустя яблоком, спросила:
– Ты никогда не жалел, что выбрал такую профессию?
– Бывало, – сказал я. – Когда оказывалось, что преступник переиграл тебя по всем статьям и дело рассыпается, я жалел, что, к примеру, не торгую косметикой или подержанными автомобилями. Впрочем, в такие минуты мне казалось, что и коммивояжер бы из меня вышел никудышный, что я зря родился на свет и место мне…
Я замолк. Потому что лгал. Потому что у нас с боссом не было ни одного такого случая. Иначе бы мы не стали всемирно известной парой!
Но Инга ждала именно этих слов.
– Как я тебя понимаю, конь в малине! – проговорила она. – Как я понимаю!.. – Она приподнялась, перегнулась через столик и поцеловала меня в губы. – Давай не будем терять время.
Мы допили шампанское и вверились всевышнему по принципу «Хоть один день – да наш!» В отношениях между мужчиной и женщиной этот принцип всегда приводит к одному и тому же финалу, проверенному на сотнях предыдущих поколений и обеспечивающему появление на свет следующих. К этому финалу, разумеется, мы и пришли.
Инга отдалась мне с таким неистовством, будто это была последняя ночь, будто никогда уже наши пальцы не сплетутся, а губы не сольются. Будто впереди нас ждал неизбежный, но закономерный конец. Она извивалась подо мной и постанывала, а я с какой-то непонятной отрешенностью, в такт волнам, качающим наши тела, думал: «Если… это… и… будет… будет… завтра… Если… это… и… будет… будет… завтра…»
Потом мы, не размыкая объятий, заснули. И опять меня крутили и тискали гигантские пальцы. И вновь копье нацеливалось в сердце, но сердце Инги стало щитом на его пути, и я, задохнувшись от страха, проснулся.
Инга лежала рядом и не дышала.
Я сбросил одеяло, вскочил и зажег бра в изголовье кровати. Веки Инги затрепетали, она открыла глаза, испуганно дернулась:
– Что случилось?
– Ничего, – сказал я дрожащим голосом. – Кошмар приснился… Конь в малине!..
Я выключил свет, скользнул под одеяло, повернул Ингу к себе лицом и обнял, защищая от неведомой опасности. Ее левая грудь коснулась моего тела, все такая же упругая и горячая, но сейчас она не возбудила меня. Потому что была не стрелой Амура, но всего лишь плотью, которую могли разорвать пули или сжечь луч стерлинга.
– Конь в малине, – пробормотала Инга, засыпая. – Конь в… – Она засопела, уютно и размеренно.
И все, что мне осталось в этой жизни, – слушать ее спокойное дыхание.
24
Убежала она, как и пришла, в восемь. В восемь утра. Чмокнула меня на прощание, шепнула:
– Береги себя, америкен бой! – И выскользнула за дверь.
А я подумал о том, что за весь вчерашний вечер мы ни разу не вспомнили ни о старике Билле со старухой Моникой, ни о легендарных Петьке, Анке и Василии Ивановиче. Это показалось мне знаком свыше. Что-то изменилось в наших отношениях – для поддержки разговора анекдоты уже не требовались. Как будто мы перешли грань, за которой в душе начинают жить не только хихоньки да хахоньки.
