Линн Флевелинг - Крадущаяся Тьма
— Я не такой уж истовый почитатель Далны, конечно, но должен сказать, что Валериус представляет собой не особенно привлекательного Создателя, — пробормотал Серегил, вызвав этим одобрительные смешки собравшихся Астеллус должен был показывать дорогу Сакору в его путешествии на Остров Рассвета Бога изображала белокурая пухленькая жрица в простой бело-голубой тунике и широкополой шляпе, с дорожным посохом и сумой в руках Когда жрецы вынесли носилки, над ними стали кружиться сероспинные чайки — живые эмблемы бога-странника Иллиора также изображала женщина Она сидела, выпрямившись, в своей развевающейся белой мантии и улыбающейся золотой маске, подняв правую руку, чтобы все видели свернувшегося многоцветного дракона, изображенного на ладони Три процессии встретились на середине площади и остановились там в ожидании кульминационного события.
Снова прозвучали фанфары. Кавалерийский эскадрон в парадной черно— алой форме развернулся у въезда на площадь, за ним появилась царская семья.
— Это она? Сама царица? — прошептал Алек, вытягивая шею, чтобы лучше видеть.
— Она.
Седовласая суровая царица сидела на боевом коне, как и подобает воительнице. Герб — поднятый меч и полумесяц Иллиора — сверкал на ее золотых доспехах, сбоку висели пустые ножны.
Рядом с царицей ехал консорт — Эвенир, ее второй муж, гораздо более молодой, чем правительница. За царской четой следовали сыновья и дочери царицы, среди них Клиа, великолепная в парадной форме своего полка.
Рука Алека скользнула к драгоценной пряжке, удерживающей плащ у него на плече. До сих пор он смотрел на Клиа только как на веселую наездницу, собрата по оружию в заляпанном грязью мундире, с которой можно было обращаться по-товарищески, без церемоний. Теперь же юноша увидел ее словно впервые — на принадлежащем ей по праву месте, в блеске торжественной церемонии.
Всадники медленно приблизились к храму Сакора. Идрилейн спешилась и встала напротив Старца Сакора и жрецов; ее супруг и дети заняли место позади царицы. С этого момента ритуальные фразы произносились уже на современном языке.
Голос Идрилейн был тверд и ясен; подняв руки, она начала гимн, прославляющий Сакора как Хранителя Очага и Меч Мира.
— Да не допустишь ты прихода тьмы! — воскликнула она в заключение.
Столпившийся на площади народ подхватил этот возглас, громогласно повторяя его снова и снова. Наконец вперед выступил Валериус и обеими руками поднял свой посох. Когда крики умолкли, он затянул Песнопение Далны; глубокий сильный голос далеко разнесся по площади.
Алек хорошо знал этот гимн. Когда толпа стала повторять последнюю строку: «Создатель — творец всего, и ничто не исчезнет в его руке», — он радостно присоединился к пению, не обращая внимания на насмешливые взгляды, которые бросали на него остальные гости Килит.
Астеллус и Иллиор помогли Старцу Сакору подняться на ноги, и окружившие их жрецы издали тихий стон.
— Кто останется на часах? Кто охранит Пламя? — вопрошали они.
Из-под своей маски им ответил Иллиор, повторяя предсказание афранского оракула: «Пока дочь, наследница Теламитоса, обороняет и правит, Скала никогда не будет покорена».
Царица вышла вперед, и Старец Сакор повелел ей хранить свой народ на протяжении всей долгой ночи и всего наступающего года. Торжественно поклонившись, Идрилейн принесла клятву за себя и за своих детей — быть защитниками Скалы. Жрец, изображающий бога, вручил ей меч Герилейн и священный факел. Царица повернулась к народу, высоко подняв то и другое, и толпа разразилась приветственными криками.
Последние лучи заката погасли на западе, и двое жрецов вывели из храма черного быка. Передав факел Фории, царица подняла меч правой рукой, а левую положила на голову животного, ласково поглаживая его, пока произносила традиционное приветствие.
Бык фыркнул и выгнул шею, зацепив при этом одним рогом край ее плаща.
Беспокойный шепот пробежал по толпе, словно ветер по пшеничному полю: непокорная жертва — плохое предзнаменование.
Однако животное больше не сопротивлялось, и жрецы легко запрокинули его голову назад, а Идрилейн перерезала горло. Темная кровь хлынула из раны, источая пар в холодном воздухе, и бык рухнул на землю. Царица протянула окропленный кровью клинок Старцу Сакору, и тот, окунув в кровь палец, помазал сначала свой лоб, затем ее.
— Поговори со своим народом, о Сакор! — обратилась к нему царица. — Ты, который покидает живущих и возвращается обновленным! Каким будет твое пророчество?
— Интересно, что они придумали в этом году, — пробормотал кто-то в глубине ложи.
— Разве это не настоящее пророчество? — шепотом спросил Серегила несколько шокированный Алек.
На лице Серегила мелькнула его обычная кривая улыбка.
— И да, и нет. Откровения месяцами собирают во всех храмах Скалы. Они меняются год от года, но обычно оказываются весьма благоприятны для проводимой правительством политики.
Старый жрец встал перед Эгидой, повернулся лицом к толпе и поднял руки.
Однако прежде чем он смог заговорить, неожиданный порыв ветра обрушился на площадь, развевая мантии, срывая с плеч плащи, кружа пыль и сухие листья. Занавеси в ложах захлопали, гонги на своих длинных цепях с ужасным грохотом стали ударяться о колонны.
Расположившиеся уже на ночлег горлицы и чайки, хлопая крыльями, в страхе взвились в воздух, где оказались встречены стаей воронов. Появившись словно ниоткуда из темноты, как и принесший их ветер, черные хищники яростно напали на мирных птиц, разрывая их клювами, терзая когтями.
Люди на площади беспомощно смотрели, как черные крылья затмили коричневые и белые; на поднятые лица капала кровь, липли вырванные перья. Потом на площади раздались испуганные крики: повсюду падали мертвые птичьи тела.
В храме Идрилейн с мечом в руках отбивалась от пожирателей падали, набросившихся на жертвенного быка. Фория и ее братья и сестры кинулись ей на помощь. Рядом с ними размахивал посохом Валериус. Даже на расстоянии Алек и Серегил видели разбрасывающий искры грозный нимб вокруг рукояти посоха. Жрица Иллиора, лицо которой оставалось скрыто за маской, подняла руку, и с ладони ее блеснул ослепительный свет; там, куда попадал луч, оставались неподвижные кучки черных перьев. Гвардейцы, оказавшиеся ближе всех ко входу в храм, бросились вверх по ступеням на помощь царице, другие же солдаты пытались навести хоть какой-то порядок в стенающей толпе, рвущейся с площади.
Над храмами кружило плотное облако черных птиц, пикирующих вниз подобно коршунам. Вороны бесстрашно усаживались на ограду, на украшения зданий. Одна большая птица устроилась на перилах ложи Килит; казалось, она задумчиво смотрит на Алека черным немигающим глазом.
Серегил поднял руку и сделал знак, отвращающий зло. Алек видел, что губы его шевелятся, хотя в гвалте не мог разобрать слов. Ворон издевательски каркнул и улетел.
Потом, так же неожиданно, как и появилось, черное воинство отступило, преследуемое немногими уцелевшими чайками. Горлицы, конечно, не могли противостоять нападению, их мягкие коричневые тельца десятками усеивали паперть храма.
Когда шум, поднятый птицами, утих, из храма стал слышен новый зловещий звук.
Эгида Сакора, к которой не прикасалась ничья рука, издала низкий вибрирующий гул. Пламя на алтаре перед ней взметнулось вверх, став из золотого кроваво-красным. Раздалось четыре удара, затем еще четыре.
— Слушай меня, мой народ! — вскричала Идрилейн. — Это сам Сакор обращается к нам, призывает под свою Эгиду! Внемлите же пророчеству!
Толпа замерла, и Старца Сакора снова вывели вперед; он заметно пошатывался, руки его тряслись.
— Узнай, о народ Скалы, слово Сакора, — провозгласил он тонким старческим голосом. — Укрепляйте стены, пусть будут остры ваши мечи. Храните урожай, стройте могучие корабли. Гляди на восток, о народ Скалы, ибо оттуда грозит тебе враг… — Он на секунду умолк, и руки его задрожали еще сильнее.
— Оттуда…
Старик тяжело оперся на Валериуса, потом выпрямился и сделал шаг вперед. Поразительно чистым и сильным голосом он выкрикнул:
— Будьте готовы к битве и в свете дня, и во мраке ночи! Оттуда грядет Пожиратель Смерти!
— Что?.. — Алек снова оглянулся на Серегила; лицо того было смертельно бледным и мрачным, затянутая в перчатку рука сжимала ограждение ложи там, где недавно сидел ворон.
— Серегил, что случилось?
Алек увидел, как его друг внезапно выпрямился, словно пробуждаясь от кошмарного сна. Серегил заставил Алека умолкнуть еле заметным, но выразительным знаком.
— Мы слышали твое слово, о Сакор! — раздался в воцарившейся тишине голос царицы. — Мы будем готовы!
Толпа разразилась воинственными криками. Старца Сакора вновь усадили на носилки, и начался его долгий путь к берегу моря в Нижнем городе. Там вместе с Астеллусом он взойдет на корабль, отплывающий, как считалось, на Остров Рассвета, где его ожидает новое рождение; на следующий день в его одеждах должен был вернуться гораздо более молодой жрец.
