kissherdraco - Жажда/water (СИ)
— Нет, Гермиона, — тихо сказал Гарри, медленно качая головой. — Не говори так.
— Ты нужен мне! — крикнула она. — Я знаю… знаю, Гарри. Ты любишь меня.
— Конечно я тебя люблю.
— Но ты на самом деле любишь меня, Гарри! — она зло отпихнула его. — Я заметила это. Тебе нет нужды больше притворяться. Я… если любишь меня… тогда мы можем…
— Гермиона, ты не знаешь, что говоришь.
Он шагнул, чтобы снова заключить в объятия, успокоить ее, но она снова оттолкнула его.
— Нет, — отрезала она, сцепив зубы, — ты не должен делать этого. Ты… ты говорил мне покончить с этим. Ты практически отвернулся от меня из-за этого! И я знаю почему — потому что любишь меня.
Сердце Гарри ёкнуло.
— Я прошу прощения, — ответил он; в горле пересохло. — Я знаю, что оставил тебя одну и за это прошу прощения, — он шагнул к ней и снова заключил в свои объятия. На этот раз она поддалась, головой беспомощно уткнувшись ему в грудь. — Гермиона, — продолжил Гарри тихо, — я испытывал те чувства к тебе. Я думаю. И все потому, что я был в смятении. Ну, ты понимаешь — раньше. Но не теперь, — он искал подходящие слова. Не знал, как объяснить все это. Не знал, что было правдой, а что ложью. — Уверяю тебя. Я… я думал об этом. Такое ведь случается, знаешь да? Люди путают чувства и… и мы ведь на самом деле близки. И ты красива, а я всего лишь человек, — он глубоко вздохнул. — Но это было не взаправду. И мне жаль, что заставил тебя чувствовать себя виноватой из-за этого.
А потом повисла длительная пауза.
— Гарри, — прошептала она явно пересохшим горлом, — когда нам было по четырнадцать… — она запнулась. — Ты признался мне в любви.
— Что? — воскликнул Гарри,
— Ты выпалил это. Прямо здесь, около озера.
— Я этого не помню, — он лгал и неубедительно.
— А потом ты попытался применить заклинание, стирающее память.
О Господи.
Гарри густо покраснел и был крайне рад, что она не могла этого видеть, головой прижимаясь к нему ниже его подбородка.
— Я притворилась, что оно сработало.
— Оно… не сработало?
Он почувствовал, как она отрицательно покачала головой, все еще прижимаясь к нему.
— Не очень-то ты в них разбирался, — она говорила так, словно слабо улыбалась сквозь беззвучные слезы. — Но тебе было всего четырнадцать. Мы были детьми.
— Да. Были. Очень маленькими, — добавил он с ударением.
— И все еще, — продолжила она. — Когда нам было по пятнадцать, я слышала кое-что из твоего разговора с Роном. Кое-что обо мне.
— А?
— Вы оба стояли за углом, и Рон, как обычно, орал на всю Ивановскую. Он спрашивал, почему ты постоянно говоришь обо мне. Почему таким тоном. И почему ты решил, что это хорошая идея пропустить тренировку по Квиддичу в обмен на то, чтобы я позанималась с тобой Арифмансией.
— Мне нужны были дополнительные уроки, — защищаясь сказал Гарри.
— Тоже самое ты сказал и Рону, тем самым закрыв эту тему. И я поверила тебе. Да и причин думать иначе не было. Совсем. Я даже не врубилась, о чем это говорил Рон. Но он принял это за чистую монету. Так что и я тоже.
— Отлично, потому что это была… так, фигня.
— Но в прошлом году, — она снова заговорила, но все еще шепотом, — ты сделал кое-что, что я не смогла не заметить.
Гарри замер. Вот хрень. Что же это? Что ему теперь делать? Ничего из этого не сработает. Он прокручивал это в голове. Он был в замешательстве. Для чего она это делает?
— Чччто? — заикаясь спросил он, вовсе неуверенный в том, что хочет знать ответ.
— Ты поцеловал меня.
— Что?! Нет, не делал я такого!
— Под веткой омелы. Все это делали. Мы все были пьяные после Рождественского Бала. И… и когда ты добрался до меня, ты меня поцеловал.
— Ага… потому что все делали тоже самое, — напомнил он ей.
— Да. Но твой поцелуй, Гарри, отличался от всех остальных.
— Гермиона…, - неловко заерзал. Ему очень хотелось разжать руки и отпустить ее, и он бы так и поступил, если бы не боялся, что она снова впадет в ярость или — чего хуже — увидеть ее выражение лица. — Не думаю, что так оно и было. Думаю, тебе просто показалось.
— Я так поняла, ты помнишь.
Естественно он помнил. И утро следующего дня он тоже помнил — как мечтал, чтобы она была пьяная в стельку, чтобы что-то помнить. Он догнал ее, чтобы поцеловать, но поцелуй затянулся куда как на дольше, чем положено. Слишком долгий, чтобы быть дружеским. Руки прикоснулись к ней слишком нежно. А губы прижались к ее губам слишком сильно. Она отстранилась, смеясь, и в своей обычной манере вежливо удалилась.
— Зачем ты мне все это говоришь? — спросил он, понижая голос.
Гермиона вздохнула.
— Потому что будь я кем-нибудь другим, то прыгала бы от радости. Я и должна была. Ты — чудесный парень, Гарри. Девчонки из кожи вон лезут, чтобы пообщаться с тобой.
Он сглотнул в ожидании неизбежного «но».
— Но я слишком привыкла к твоему статусу лучшего друга, — сказала она мягко. — И все эти намеки — даже если я помню их, и они точно имеют определенный смысл — были такими редкими. Поэтому я даже не заморачивалась на них. До тех пор пока я не увидела, как ты выходишь из себя из-за всех этих… вещей. А потом стало слишком поздно.
Он почувствовал, что она снова дрожит. Слезы вернулись, если вообще прекращались.
— А теперь… Малфой…, - она всхлипнула. — Он изменил меня. В кого-то чуждого.
— Пожалуйста, не начинай снова…
— Он не может подходить мне… и… может ты можешь взамен…
— Гермиона, ты не понимаешь, что говоришь. На тебя столько всего навалилось. Гораздо больше, чем кто-то может вынести. В физическом и эмоциональном плане. Ты выдохлась.
Гарри знал, что вынужден повторять себе это, как если был на ее месте. Должен помнить, что творится у нее в голове в этот момент. Сплошные обрывки.
Она медленно выбралась из его объятий, но не полностью. Достаточно для того, чтобы посмотреть ему в глаза.
— Ты прав, — прошептала она. Ее щеки были влажными. — Я устала. Я просто хочу… пусть кто-нибудь заберет это. Все это.
— На самом деле ты так не думаешь. И лучше не станет, пока ты сама со всем этим не разберешься.
— Что заставляет тебя думать, что я вовсе так не считаю?
— Потому что это так.
— Нет, я так считаю!
— Нет, не считаешь, Гермиона.
И прежде чем Гарри осознал, что случилось, на ее лице промелькнула решимость и ее губы прижались к его.
И все в его сознании померкло.
Он не мог подумать ни о чем или увидеть хоть что-то. Только чувствовал, как его опалило, когда ее губы настойчиво прижались к его. После того, как первый шок прошел, он понял, что инстинктивно прижимается к ней. Это было так нереально, что он уже решил, что обманывается, когда его язык коснулся ее, и его тело отреагировало на ее заигрывания.