John Tolkien - Властелин Колец (Перевод В. С. Муравьева, А. А. Кистяковского)
Проблистала ветвистая молния; казалось, свод раскололся. Потом все смолкло. Гнилоуст простерся ничком.
– Выслушай же меня, Теоден, сын Тенгела! – молвил Гэндальф. – Ты искал помощи в годину бедствий? – Он указал посохом на высокое окно: в разрыве туч открылась глубокая небесная лазурь. – Еще не всевластен мрак в Средиземье. Мужайся, повелитель Мустангрима! – вот тебе самая верная подмога. Отчаянье к советам глухо; отринь его, и я готов быть твоим советчиком, но лишь с глазу на глаз. А прежде выйди на свое крыльцо, погляди вокруг. Засиделся ты взаперти, внимая кривдам и кривотолкам.
Еще медленней прежнего поднялся с трона Теоден. В чертоге стало светлее. Девушка поддерживала дряхлого конунга; старец неверными шагами сошел по ступеням помоста и, волоча ноги, поплелся через огромную палату. Гнилоуст остался лежать, где лежал. Наконец они подошли к дверям, и Гэндальф гулко ударил в них посохом.
– Отворите! – крикнул он. – Отворите повелителю Мустангрима!
Двери распахнулись, и свежий воздух с шумом хлынул в чертог. Горный ветер засвистал в ушах.
– Отошли телохранителей к подножию лестницы, – сказал Гэндальф. – И ты оставь его, дева, на мое попечение.
– Иди, Эовин, сестрина дочь! – повелел конунг. – Время страхов миновало.
Девушка отправилась назад, но в дверях обернулась. Суров и задумчив был ее взор; на конунга она глянула с безнадежной грустью. Лицо ее сияло красотой; золотистая коса спускалась до пояса; стройнее березки была она, в белом платье с серебряной опояской; нежнее лилии и тверже стального клинка – кровь конунгов текла в ее жилах.
Так Арагорну впервые предстала при свете дня Эовин, ристанийская принцесса, во всей ее холодной, еще не женственной прелести, ясная и строгая, как вешнее утро в морозной дымке. А она поглядела на высокого странника в серых отрепьях и увидела властителя и воина, величавого и доблестного, умудренного долголетними многотрудными испытаниями. На миг она застыла, не сводя с него глаз, потом повернулась и исчезла.
– Государь, – сказал Гэндальф, – взгляни на свою страну! Вздохни полной грудью!
С крыльца на вершине высокой террасы, далеко за бурливой рекой виднелась зеленая степная ширь в туманном окоеме. Ее застилали косые дождевые полотна. Грозовые тучи еще клубились над головой и омрачали западный край небосвода: там, среди невидимых вершин, вспыхивали дальние молнии. Но все упорнее задувал северный ветер, и гроза, налетевшая с востока, отступала на юг, к морю. Внезапно тучи вспорол яркий солнечный луч, и засеребрились ливни, а река словно остекленела.
– Не так уж темно на белом свете, – молвил Теоден.
– Темно, да не совсем, – подтвердил Гэндальф. – И годы твои не так уж гнетут тебя, как тебе нашептали. Отбрось клюку!
Черный жезл конунга со стуком откатился. А конунг выпрямился устало и медлительно, точно разгибаясь из-под ярма. И стоял, стройный и высокий, а глаза его просияли небесной голубизной.
– Смутные, черные сны одолевали меня, – сказал он, – но я, кажется, пробудился. Да, Гэндальф, пожалуй, надо было тебе явиться пораньше. Боюсь, ты запоздал и подоспел лишь затем, чтоб увидеть крушение Мустангрима, мои последние дни в высоком чертоге, который построил некогда Брего, сын Эорла. Пепелище останется на месте древней столицы. И все же как быть, по-твоему?
– Сперва, – отвечал Гэндальф, – вели послать за Эомером. Ты ведь заточил его в темницу по совету Гримы, которого все, кроме тебя, называют Гнилоустом?
– Да, это так, – подтвердил Теоден. – Он ослушался меня и вдобавок угрожал Гриме смертью у подножия моего трона.
– Твой верноподданный вправе ненавидеть Гнилоуста и презирать его советы, – возразил Гэндальф.
– Может быть, может быть. Пусть свершится по просьбе твоей. Кликни Гайму. Телохранитель он ненадежный, посмотрим, каков на посылках. Обе провинности рассудим заодно, – сказал Теоден, и голос его был суров, но он встретил взгляд Гэндальфа улыбкой, и многие морщины на челе его изгладились бесследно.
Гайму призвали и отправили с поручением в темницу, а Гэндальф указал Теодену на каменную скамью и сел у ног его на верхней ступени лестницы. Арагорн, Леголас и Гимли стояли неподалеку.
– Нет времени на долгие рассказы, – сказал Гэндальф. – А между тем многое не мешало бы тебе знать. Впрочем, должно быть, вскоре выпадет нам с тобой случай потолковать как следует. А пока открою тебе, что бедствия подлинные не в пример грознее тех, которыми пугал тебя Гнилоуст. Однако же явь – не морок, а ты теперь ожил въяве. Не только Гондор и Мустангрим противостоят Всеобщему Врагу. Полчища его несметны, но нас осеняет надежда, неведомая ему.
Быстрой стала речь Гэндальфа, тихий его голос был слышен одному конунгу, и глаза Теодена разгорались все ярче. Наконец он встал со скамьи и выпрямился во весь рост. Гэндальф стоял рядом, и оба глядели на восток с горной высоты.
– Поистине так, – произнес Гэндальф громко, звонко и раздельно. – Спасение наше там, откуда грозит нам гибель. Судьба наша висит на волоске. Однако надежда есть, лишь бы удалось до поры до времени выстоять.
Трое спутников Гэндальфа тоже обратили взоры к востоку. Неоглядная даль тонула во мгле, но они уносились мыслью за горные преграды, в край, окованный холодным мраком. Где-то там Хранитель Кольца? Тонок же тот волосок, на котором повисла общая судьба! Зоркому Леголасу почудилась точно бы светлая вспышка: должно быть, солнце блеснуло на шпиле гондорской Сторожевой Башни и в запредельном сумраке зажегся ответный, крохотный и зловещий багровый огонек.
Теоден опустился на скамью: старческая немощь снова обессилила его вопреки воле Гэндальфа. Он обернулся и поглядел на свой дворец.
– Увы! – сказал он. – Увы мне, под старость мою нагрянули скорбные дни, а я-то надеялся окончить жизнь в мире, заслуженном и благодатном. Доблестный Боромир убит! Увы, молодые гибнут смертью храбрых, а мы, старики, догниваем, кое-как доживаем свой век.
– Длань твоя вспомнит былую мощь, если возьмется за рукоять меча, – сказал Гэндальф.
Теоден встал, рука его попусту обшаривала бедро: не было меча у него на поясе.
– Куда его спрятал Грима7 – пробормотал он.
– Возьми, государь! – раздался чей-то звонкий голос. – Лишь в твою честь обнажался этот клинок, ты – его хозяин.
Два воина приблизились незаметно и остановились за несколько ступеней. Один из них был Эомер, без шлема и панциря; он держал за острие обнаженный меч и протягивал его конунгу.
– Это что еще такое? – сурово спросил Теоден. Он повернулся к Эомеру, статный и величавый. Куда подевался скрюченный гном на троне, немощный старец с клюкой?
