Даниэль Зеа Рэй - Айрин (СИ)
— Это не ты… — прошептала Айя, прижимая ладонь к иссушенным губам.
— А кто тогда? — закричал Орайя и обернулся к ней.
Темные глаза встретились с синими, и Айя проглотила свой крик. Он смотрел на нее с ненавистью, так, как смотрят на своего врага, желая ему смерти.
— Для того, чтобы спасти твою шкуру, мне пришлось себя убить, — прохрипел Орайя и вновь отвернулся от нее. — Скажи, оно того стоило?
Айя молчала, пытаясь убедить себя в том, что все это происходит не с ней.
— Думаю, нет, — ответил на свой же вопрос Орайя. — Первоисточник все еще активен. Нужно попробовать вернуться.
— Его необходимо закрыть! — выпалила Айя, отнимая ладонь от лица и безвольно опуская свои руки.
— Доставишь меня на Сайкайрус и закроешь!
— Значит, — задержала дыхание Айя, — ты оставишь меня здесь?
— Я не желаю тебя больше видеть, — словно колья в сердце, слова Орайи врезались в сознание Айи. — Ни видеть, ни знать.
— Тогда… — прошептала Айя, — тогда почему ты лишил себя жизни, чтобы вытащить меня оттуда?
Орайя вновь обернулся и с выражением брезгливости на лице покачал головой.
— Потому что достучаться до тебя во Внешнем Мире я так и не смог.
— Но… я же сама звала тебя…
— Мы сможем выиграть войну, — перебил ее Орайя, — если найдем способ попасть на Дереву минуя линии фронтов. И ты знаешь, как это сделать.
— Значит, ты спас меня только ради этого?
— А что ты желала услышать? Думала, я скажу тебе «спасибо», Айя? Это из-за тебя мать попала к ним в руки! Теперь ее нет, и жертва ее оказалась напрасной! Так, соберись и сделай хоть что-нибудь, чтобы оплатить свой долг перед Югой за ее жизнь!
— Я не верю… — произнесла Айя, глядя на Орайю. — Это не ты…
— А кто тогда? Гвен? Может, Пире Савис?
— Ты помнишь слова обета, данного мне?
— Что?! — воскликнул Орайя и подошел к ней, заслоняя собой диск Амира. — Может еще и на колени стать перед тобой? Делай, что я говорю, Айя. И делай это быстро!
— Я не стану ничего делать, Орайя, — произнесла Айя и обняла себя руками. — Я не здесь. И это не ты говоришь со мной…
— Не я? — закричал Орайя и схватил Айю за волосы. — И что же мне нужно сделать, чтобы доказать тебе, что это — я?
— Отпусти меня, — прошептала Айя, заглядывая в его наполненные гневом глаза.
— Может, мне напомнить тебе, кто из нас двоих зрячий?
— О чем ты говоришь? — в ужасе произнесла Айя.
— А ты как думаешь? — задал встречный вопрос Орайя и оскалился, хватая Айю за шею и принуждая стать перед собой на колени. — Хочешь узнать, я это или нет? Что ж, давай узнаем!
— Нет, — вместе с плачем вырвалось из груди Айи. — Прошу, не делай этого!
— Если не желаешь проходить через «принуждение», Айя, отправь меня на Сайкайрус. Иначе, я буду драть твою оболочку до тех пор, пока на ней живого места не останется!
— Насилие ничего не изменит, — прошептала Айя, закрывая свои глаза.
— Что ж, ты сама выбрала этот путь, — ответил он и запрокинул ее голову, второй рукой расстегивая свои брюки.
— Значит, нам двоим придется умереть, — прошептала Айя, материализуя огромный кол прямо в груди Орайи.
Ее собственную грудь при этом сдавило и она, схватившись за нее, подняла глаза к небу. Теперь оно не было золотым. Оно стало серебряным. Айя смотрела на свое искаженное отражение в меркапзановом покрытии потолка и отняла руку от груди.
— Орайя никогда бы со мной так не поступил, — прошептала она и начала посмеиваться. — Ты проиграешь, Пире Савис! Учитель снесет твою голову с плеч и разорвет оболочку точно так же, как это сделала ты с моей матерью!
— Ее здесь нет, — ответил знакомый голос.
Айя обернулась и увидела своего брата. Оттери сидел на полу в самом дальнем углу этой меркапзановой комнаты и пальцем выводил какие-то круги на полу.
— Это не ты, — произнесла Айя, продолжая на него смотреть. — Оттери мертв.
— Конечно я мертв, Айя, ведь это ты меня убила, — не прерывая своего занятия произнес Оттери.
— Ты сам во всем виноват.
— Правда? — Оттери поднял голову и посмотрел на Айю. — Скажи, а если бы меня забрала к себе Квартли Соу и вырастила как сына, я бы совершил те же ошибки?
— Не знаю, Оттери. Возможно, совершил бы.
— Вряд ли, Айя. А вот если бы тебя вырастили заблудшие — ты бы сделала то же, что и я.
— Не думаю, Оттери. Жестокости во мне не хватило бы на создание того, что сотворил ты.
— Ты говоришь о «пустышках»?
— И о них тоже.
— «Пустышки» — одно из моих главных творений. Самое главное — это первоисточник. Моя приемная мать прожила свою жизнь в тюрьме, так же, как и твоя. Только моя мать хотела вырваться на свободу, а твоя предпочла править взаперти. Я подарил своей маме «выход». Ты же своей матери подарила смерть. Так, имеешь ли ты право судить меня, Айя?
— Ты убивал оболочки ради удовольствия, Оттери. Это — самый большой грех из тех, что я могла бы тебе приписать.
— Я убивал их так же, как это делает Создатель каждый день. Разница только в том, что с волей Создателя ты готова мириться, а с моей волей — нет. Все что нас окружает, Айя, — это энергия. Оболочка, материальное тело, предметы обстановки — все несет в себе эту энергию. И из всего этого энергию можно извлечь. Я нашел способ получения самой чистой, самой сильной энергии.
— Ты лишал жизни то, чего не создавал сам.
— Я лишал жизни то, что подарил мне Создатель.
— Ты не имел права на это.
— Будь Создатель не согласен с моими действиями, он оставил бы меня раньше, чем это сделала ты. Подумай, Айя, ведь не смотря на твое вмешательство, оболочки продолжают гибнуть, а «пустышки» наполняться новыми трансплантатами. Думаешь, если бы Создателю было до всего этого дело, он бы не остановил все это?
— Он послал нас, чтобы все исправить.
Оттери улыбнулся Айе и покачал головой.
— Это ты и твои друзья вообразили себя его посланцами. Создателю плевать, Айя. Ни ты, ни они, ни я не имеем для него никакого значения. Он создал Внешний Мир. Он сотворил I-ho. Он пронизал эти творения энергией и оставил все как есть. Живите. Наслаждайтесь. Страдайте. Погибайте. Мы — это самодостаточные системы. И даже если всех нас не станет — Создателю будет все равно. Он сотворит что-нибудь еще.
— У Мира, утратившего Создателя, не может быть будущего, Оттери. Он сотворил нас и после своей гибели мы вернемся к Нему. Это и есть взаимосвязь.
— К чему тогда Он вообще нас создал? Чтобы поглумиться, глядя, как мы копошимся где-то там, взывая к нему?