Виталий Каплан - Круги в пустоте
— Помоги… — прохрипел кто-то справа.
Митька, погруженный в свои тусклые мысли, не сразу поднял голову. И не слишком удивился, поняв, что чернота не мешает ему видеть. Она никуда не делась, плотная, густая, но теперь по обеим сторонам открывалось необъятное пространство — какие-то луга, едва различимые холмы, кроны деревьев. Не совсем настоящие — скорее, тени или контуры.
Справа, на расстоянии нескольких шагов лежал человек. Лежал на спине, ловя раззявленным ртом воздух, и мелкие пузыри лопались у него на губах. В животе у человека была дыра, откуда по капле сочилась темная, пахучая жидкость.
Приглядевшись, Митька понял, что знает этого человека. Толстый деревенский староста Глау-Йонмо, тот самый, что казнил единянина… и еще хотел выгодно продать свои ковры. Сейчас он умирал, и умирал тяжело.
— Кто вас? — машинально спросил Митька, и тут же понял, что староста, скорее всего, его не слышит. Но ошибся: пухлые губы выдавили булькающие звуки.
— Слуги Единого… чтобы грызли их змеи в нижних пещерах… Отомстили… они всем мстят. Они и тебя когда-нибудь замучают… Помоги.
Митька растерянно глядел на него. Все это было очень странно. Откуда здесь, на Темной Дороге, как обозвал эту дыру кассар, взялся староста? И как, собственно, ему помочь? «Скорую» вызвать? Или хотя бы посидеть с ним, положить руку на лоб… чтобы тот умирал не в одиночестве. Страшно это, наверное, когда один… а секунды густыми каплями вытекают из тела.
Он уже повернулся, уже собрался шагнуть к старосте — но в последний миг остановился. Очень уж жадно мигнули у того глаза… как-то очень уж расчетливо. И сразу вспомнилось, как предупреждал кассар: «ты им не верь… это даже не призраки, а так… пустота».
— Скажи, Глау-Йонмо, — сжав на всякий случай кулаки, спросил Митька, — а как звали того старика-единянина, которого ты забросал камнями в колодце?
— Я… я не знаю его имени, — выплюнув сгусток крови, прошептал староста.
— Нет, — напряженно ответил Митька, — ты бы знал… будь ты настоящим. Тебе бы сказали… потом. Тебе бы объяснили, за чью смерть мстят. Но раз ты не знаешь — значит, знаешь только то, что и я… значит, ты — мой глюк. Пошел ты нафиг!
И не оборачиваясь, он быстро побежал вперед, рассекая грудью плотный воздух. Пускай это «даже не призрак»… пускай он сманивал, сбивал с пути… а все же западло вот так оставлять человека… хотя бы мысли о человеке.
Потом, когда в ногах растеклась ноющая боль, а дыхалка сбилась, он остановился. Поглядел по сторонам. И судорожно вздохнул.
Там, слева, был Хьясси. Совершенно живой, одетый в белое млоэ. Сидел под кустом, играл на самодельной, вырезанной из полого тростника дудочке. Кажется, это слегка походило на уличную песенку «причитание старухи», но получалось так себе… фальшиво получалось. Интересно, механически подумал Митька, а при жизни у Хьясси был музыкальный слух?
— Привет, — отстранив от губ дудочку, махнул ему Хьясси. — Иди сюда! Мне без тебя скучно.
— Но как же… — оторопело протянул Митька, — тебя же зарезали… кассар зарезал.
— Ну да, — снисходительно кивнул Хьясси, — но это было совсем не больно. Зато теперь меня никто уже не зарежет и не прибьет… и ни холода, ни жары… и есть не хочется. Красота! Давай, садись рядом, тут классно! Отдохнешь.
Что-то скользкое шевельнулось в мозгу. «Классно»… никогда бы Хьясси так не сказал. Откуда ему русский знать? Стоп! А ведь и староста тоже говорил по-русски! Олларские слова, хоть и совершенно ясные, а все-таки есть в них какой-то оттенок… Митька не раз ловил себя на том, что не уверен, до конца ли он понимает своих собеседников. Вот, к примеру, по-русски «отдых» — это просто отдых, безо всяких там вторых смыслов, а олларское «лонни» намекает еще и на награду, типа не просто отдых, а отдых за что-то… вроде как отпуск или каникулы. Сейчас же никакой разницы он не замечал, и значило это одно из двух: или те, кто встретился ему на Темной Дороге, действительно говорили по-русски, или передавали ему прямо в мозг свои мысли. Странно… это действительно Хьясси?
— Слушай, — осторожно начал Митька, — а почему ты это… почему не в раю? Ну, в этом самом… светлом царстве Единого? Помнишь, ты говорил? Ну, как это… лазоревые небесные сады… Ты с Ним не встретился?
— С кем? — непонимающе уставился на него Хьясси.
— Как с кем? С Единым, само собой. Ты же умер, значит, Он должен тебя взять к Себе, на небо. Как и родителей твоих. Тебя что, к ним не пустили?
— Понимаешь… — Хьясси слегка поморщился, — все на самом деле оказалось не совсем так. Все гораздо скучнее… Я потому и обрадовался, что тебя встретил.
— Вот, значит, как? — Митька поежился. — А скажи, как зовут мою маму?
— Елена Михайловна, — не раздумывая, сообщил Хьясси.
Ну что ж. И почему кассар всегда оказывается прав? Как здорово было бы сейчас ошибиться, но увы…
— Ты врешь, — глядя в сторону, скучным тоном произнес Митька. — Кто бы ты ни был, ты врешь. Ты не можешь знать, как зовут мою маму. Я тебе не говорил.
— Это я когда живой был, не знал, — возразил Хьясси. — А мертвые знают все.
— Да? — недоверчиво прищурился Митька. — Тогда скажи, почему мой отец бросил нас с мамой?
Хьясси замялся, настороженно глядя на Митьку.
— Ну… мало ли… может, он твою маму разлюбил? Или она его сама прогнала?
— Не знаешь? Ну вот и я не знаю. А говорил, типа мы, мертвые… Короче, ты знаешь только то, что у меня есть в мыслях. А значит, ты врешь, и нет тебя! Ты ни живой, ни мертвый! Ты никакой. Ты не Хьясси! — Почему же? — каким-то раздраженным, взрослым голосом осведомился мальчишка.
— Потому что настоящий Хьясси не стал бы на такой вопрос отвечать! Просто молча бы пожалел меня… А ты — глюк! Все, пока! Некогда мне тут с глюками трепаться!
И вновь бег, вновь холодный ветер в лицо, ноющая боль в груди. «Не сворачивай в сторону», предупреждал кассар. Хорош бы он был, вывались сейчас в мир… в какой-нибудь княжеской деревне, где стражники уже ждут-не дождутся дорогого гостя. Нет уж, нафиг! Такой радости он князю Диу не доставит.
И шаги, бесконечные шаги вперед. Взгляд только под ноги… не хватало еще с кем-нибудь встретиться… с кем-нибудь, кто живет в его памяти. Может, это будет Синто? Или, не дай Бог, мама? Нет уж, по сторонам не глазеть, ни о чем таком не думать… Шаги считать… аккуратно, четко… до завихрения мозгов.
Это сколько же получится? Если земли князя простираются ну хотя бы на двести километров… значит, двести тысяч метров… а шагов еще больше… триста тысяч, наверное. И если в секунду делать один шаг… Блин, сколько же это выходит… это же неделю, наверное, тащиться придется. А как же насчет еды? И пить? Или здесь оно без надобности? Да и вообще, шаг в этой странной темноте — чему он равен там, в обычном мире?
