Эльфийские хроники (сборник) - Фетжен Жан-Луи

— Заложники, — прошептал Пеллегун.

— Нет, гости.

Король Логра посмотрел сначала на своего сенешаля, а затем — на епископа, и они оба молча кивнули.

— Я согласен, — сказал Пеллегун. — А вы, господин Троин?

Карлик, даже не взглянув на своих советников, ограничился лишь тем, что кивнул.

— Так тому и быть! — воскликнул Пеллегун. — Клянусь Богом, сегодня замечательный день… Друзья мои, пока что этого достаточно. Мы возобновим наши переговоры чуть-чуть попозже, но поскольку наш союз уже заключен, давайте вместе сообщим эту новость народу и затем выпьем, чтобы отпраздновать это событие!

— Ну наконец-таки прозвучала здравая мысль! — воскликнул Троин.

Король Черных Гор соскочил со своего стула и вышел из-под навеса, никого не дожидаясь. За ним тут же устремилась его свита. Когда Ллиана тоже поднялась со стула, Горлуа подошел к ней и почтительно ей поклонился.

— Сударыня, могу я предложить вам взять меня под руку?

Королева поблагодарила его улыбкой, положила свою ладонь на рукав сенешаля и, кивнув Пеллегуну, вышла из-под навеса в сопровождении членов своего совета. По знаку Пеллегуна из-под навеса проследовали и знатные особы королевства Логр. Затрубили трубы, которые тут же были заглушены радостным ревом толпы.

Когда Пеллегун тоже направился, хромая, к выходу из-под навеса, Дубриций, остававшийся рядом с королем, удержал его за рукав.

— В конечном счете, Ваше Величество, должна остаться только одна земля, должен остаться только один Бог, должен остаться только один король.

Пеллегун убрал руку епископа со своей руки, посмотрел священнику прямо в глаза и улыбнулся.

— Так тому и быть, Ваше Преосвященство.

Эпилог

Подпрыгивание в седле, неизбежное при галопе, равномерный топот копыт по рыхлой земле, ветер, дующий в лицо и взъерошивающий волосы, — все эти новые ощущения делали конную прогулку Морврина очень для него необычной. Несколько месяцев ушло у эльфа на то, чтобы побороть в себе неприязнь, которую все эльфы испытывали к лошадям, чтобы осмелиться подойти к ним, прикоснуться к ним, поговорить с ними… Стоя рядом с мощным боевым конем, Морврин обнаружил, что древний язык сам по себе успокаивает коня и тот сам стал идти ему навстречу и напрашиваться на его ласки, раздувая ноздри и слегка толкая Морврина головой. С того момента как Морврин осмелился сесть на коня верхом — без седла и без поводьев, — он почувствовал такое единение с конем, какого он еще никогда не испытывал по отношению ни к одному животному в лесу. Ему даже стало казаться, что он слился с этим существом в единое целое. В тот день эльф ограничился лишь тем, что немножко проехал на коне шагом по двору замка. Однако сегодня на рассвете он выехал на коне за пределы стен замка и поскакал по полям. При этом не он управлял конем, а, наоборот, конь увлекал его в бешеную скачку, выставив нос вперед и мчась в сторону восходящего солнца.

Морврин не осознавал, сколько времени он уже скачет и какое расстояние он уже преодолел, пока не увидел далеко впереди себя темную полосу большого леса. Элианд, получалось, находился довольно близко, всего лишь в нескольких часах езды верхом… Впервые с того момента, как Морврин пересек на коне ворота замка, эльф ухватился за гриву коня и заставил его повернуть назад. Уже пора было возвращаться. Алдан сегодня как никогда нуждалась в нем, в его присутствии рядом с ней, в его любви.

Солнце уже начало клониться к закату, когда Морврин спрыгнул с коня на землю у стен замка. Один из конюхов окликнул его одновременно шутливо-строгим тоном, на что Морврин ответил лишь жестом, уже начав подниматься бегом — через две ступеньки — вверх по каменной лестнице. Внутри замка было темно и пахло скошенными травами и супом. На появление Морврина находившиеся в замке люди — которых было больше, чем обычно — реагировали по-разному, об их отношении к эльфу говорило выражение их лица, у каждого свое. Но эльфа мало заботило то, что они о нем думали. Он дошел до лестницы, ведущей в жилые помещения, и проворно пошел по ней вверх. В коридоре, тянущемся вдоль этих помещений и освещенном лучами дневного света, падающего через одно из немногих окон замка, находились только женщины. Они сразу же перестали разговаривать, как только появился Морврин. Некоторые из них почтительно поприветствовали его, поскольку он — нравилось это им или нет — стал фактическим хозяином замка.

Морврин ненадолго остановился, чтобы отдышаться и чтобы привести свою одежду в порядок. Среди этих женщин была одна, которая с самого начала проявляла по отношению к нему симпатию. У этой женщины были рыжеватые — как закат солнца — волосы и румяные, как красное яблоко, щеки.

— Амелина, как Алдан себя чувствует? — спросил Морврин.

— Она посылала за вами, господин. Мне кажется, что скоро уже начнется.

В это мгновение раздался пронзительный крик, от которого все вздрогнули, а затем послышался плач новорожденного. Морврин бросился к двери спальни Алдан, но едва он оказался перед ней, как из нее вышла повитуха, держащая в руках таз с мутной водой. В течение пары мгновений эльф и женщина смотрели друг на друга, а затем женщина оттеснила Морврина плечом и закрыла дверь позади себя.

— Не сейчас! — сказала она.

Эльф отступил в сторону, давая ей пройти, постоял в сомнении перед закрытой дверью и затем отошел к стене и прислонился к ней спиной. Повитуха, уходя прочь, ни разу не оглянулась, и Морврин почувствовал замешательство, поскольку выражение лица этой женщины показалось ему каким-то странным. Он почувствовал в этом выражении то ли смущение, то ли страх. Посеревшая потная кожа, расширенные зрачки, прерывистое дыхание… Эта женщина просто устала и была удивлена его неожиданным появлением или же такое выражение ее лица было вызвано чем-то другим? Эльф сгорал от нарастающего нетерпения. Он боролся и с желанием открыть эту дверь, и со страхом совершить в результате этого какую-нибудь непростительную ошибку, о которой местные кумушки будут судачить потом аж несколько недель. Да и сама Алдан, возможно, станет его упрекать. В течение двух последних ночей она спала отдельно от него и все время настаивала на том, чтобы его не было рядом с ней во время рождения ребенка… Эльф, продолжая прислоняться спиной к стене, медленно сполз вниз и уселся на пол, положив руки на колени. Он вообще-то присутствовал и при рождении Ллианы, и при рождении своих сыновей-близнецов. Он помогал Арианвен вплоть до того, как новорожденный оказывался у нее на руках… О Прародительницы, как же давно это было!

Лестница заскрипела под весом повитухи, которая шла обратно в сопровождении служанки, несущей таз с чистой водой. Морврин резко поднялся и вознамерился было зайти вместе с ними в спальню, но повитуха снова его не пустила:

— Позвольте мне все сделать самой, — сказала она. — Я вас позову.

За те несколько мгновений, в течение которых она держала дверь открытой, пропуская в спальню служанку с тазом, эльф успел увидеть часть постели и очертания тела его жены под простыней. А еще он услышал какие-то странные тихие звуки. Повитуха, закрывая дверь, повернулась к Морврину и еле заметно улыбнулась ему.

— С ней все в порядке… Родился мальчик.

— Но когда…

Дверь захлопнулась еще до того, как он успел договорить, но он улыбнулся и тяжело вздохнул. Все в порядке. Мальчик… Морврин мечтательно задумался. Отойдя от двери в спальню, он вдруг осознал, что его костюм покрыт пылью. Ему, конечно же, следовало бы сейчас искупаться и переодеться в чистые одежды.

Когда Морврин вернулся к спальне Алдан, дверь открылась и из комнаты вышло несколько женщин. Они тихонько перешептывались, а при виде эльфа их лица вытягивались. Ему снова показалось, что на лицах этих женщин написано то ли смущение, то ли опасение, которое они не решились выразить перед Алдан. Именно поэтому они все дружно покинули спальню. Когда женщины ушли, эльф сделал глубокий вдох и наконец-то зашел в спальню. Алдан сидела и была очень бледной. Она улыбнулась ему и затем наклонилась так, чтобы он мог увидеть своего сына.