Терри Гудкайнд - Десятое Правило Волшебника, или Призрак
– Тебя, – сказала она, указывая ему пальцем прямо между глаз, – тебя я убью первым.
Все ее стражи негромко фыркнули. Она метнула вдоль них и их оружия оценивающий взгляд, запоминая все, что заслуживало внимания.
Затем указала на человека с перебитым носом.
– Ты умрешь вторым, после него.
– А как насчет нас троих? – спросил один из оставшихся, едва сдерживая смех. – В каком порядке ты будешь убивать нас?
Кэлен пожала плечами.
– Узнаете перед тем, как я перережу ваши глотки.
Все мужчины рассмеялись. Не рассмеялся лишь Джегань.
– Советую вам относиться к ее словам серьезно, – сказал император. – Последний раз, когда в ее руки попал нож, она убила двух моих самых доверенных телохранителей – людей, более искушенных в боевом ремесле, нежели вы, – и сестру Тьмы. Убила собственноручно и в течение короткой минуты.
Установилась тишина.
– Вы все должны быть постоянно начеку, – сказал им Джегань грубым рыком, – или я сам выпотрошу вас, если мне только покажется, что вы недостаточно внимательны к своим обязанностям. А если она сбежит из-под вашего наблюдения, я отправлю вас в шатры для пыток и прикажу, чтобы ваша смерть тянулась целый месяц, а плоть сгнила и омертвела прежде вас.
Теперь в головах этих людей не осталось никаких сомнений относительно серьезности намерений Джеганя или ценности его приза.
Как только император целенаправленно отъехал верхом от своего шатра, многочисленный эскорт из сотен, если не тысяч, наиболее преданных и опытных людей из ближайшего окружения сам собой сформировался вокруг него. Пятеро особых стражей окружали Кэлен со всех сторон, кроме той, где находился сам Джегань. Они все двинулись через лагерь, в доспехах и с обнаженным оружием. Кэлен сначала решила, что Джегань, как лидер, просто принимает обычные предосторожности против шпионов и лазутчиков, но затем поняла, что здесь кроется нечто большее.
Он был лучше, чем вообще кто-либо.
Глава 46
К тому времени, когда они после соревнований в джа-ла вернулись к императорскому лагерю и его большому шатру, беспокойство Кэлен усилилось. Это был не просто страх остаться одной с таким непредсказуемым и опасным человеком, – и даже не ее обычная паника по поводу того, что ей известно о его намерениях по отношению к ней.
Это все было, конечно, но вместе с его затаившейся жестокостью, бурлившей под самой поверхностью. К его лицу прилила кровь, движения стали более нетерпеливыми, возросла уверенность в себе, короткие замечания стали более острыми, взгляд чернильных глаз приобрел пронзительную интенсивность. Наблюдение за играми привело Джеганя в еще более вспыльчивое состояние, нежели то, которое, по ее представлению, было нормой. Эти игры разжигали его. Они возбуждали его – во всех смыслах.
Во время игр ему показалось, что одна из команд играет не в полную силу, не вкладывает в игру все свои способности. Он решил, что они специально сдерживаются и не выкладываются на предварительных соревнованиях.
Когда они проиграли, он казнил их всех прямо на поле.
Толпа одобрительными возгласами больше приветствовала это, нежели саму скорее скучную и утомительную игру. Джеганя бурно приветствовали, когда он приказал отправить игроков на смерть. Последующие игры прошли со значительно большей страстью, и к тому же на земле, еще влажной от крови после отсечения голов. Джа-ла была игрой, в которой мужчины бегали, делали обманные движения, стрелой проносились друг мимо друга, или блокировали проход, или преследовали человека с тяжелым мячом – называющимся брок, – пытаясь захватить его, или уйти с ним в нападение, или заработать дополнительные очки. Во время игры люди часто падали или оказывались сбитыми с ног. Когда такое случалось, они катились по земле. В летнюю жару и без рубашек, они очень скоро становились скользкими, не столько от пота, сколько от крови. Как могла видеть Кэлен, наблюдая за женской частью зрителей, смотревшей игру с боковой линии, их нисколько не смущало наличие крови. Скорее, даже склоняло еще больше стремиться к тому, чтобы ловить внимание игроков, которые теперь приводили толпу в неистовство своими быстрыми атаками и агрессивной тактикой.
Во всех остальных играх, после той, что кончилась смертной казнью, так же как и в предыдущих, проигравшие команды, поскольку они по крайней мере играли с полной отдачей, не были отправлены на смерть, а лишь подвергнуты порке. Для наказания использовалась ужасающая плеть, состоявшая из нескольких шнуров. В каждый из этих шнуров были вплетены тяжелые куски металла. Все члены команды получали по одному удару за каждый пропущенный мяч. Некоторые из этих команд имели по несколько проигранных очков, хотя даже одного удара такой плетью было достаточно, чтобы сорвать всю кожу с голой спины.
Толпа с энтузиазмом подсчитывала каждый удар по каждому человеку проигравшей команды, которых стегали посреди поля. По краю же поля прыгали от радости победители, красуясь перед толпой, тогда как проигравшие, опустив головы, получали свое наказание.
Необходимость быть свидетелем подобного вызывала у Кэлен тошноту. Напротив, Джеганя это восхищало.
Кэлен облегченно вздохнула, когда игры наконец-то закончились, но когда она снова оказалась внутри императорского лагеря и у входа в его шатер, чувство страха начало грызть ее изнутри. Джегань был в настроении, спровоцированном насилием и возбужденном кровью. Кэлен могла видеть по его глазам, что он не расположен принять какой-либо отказ.
И этой ночью ей придется остаться с ним.
Как только особые стражи начали распределять между собой места снаружи шатра, она заметила человека, въезжающего в лагерь в сопровождении небольшой группы. Джегань отложил инструктаж стражей, приставленных к Кэлен, как только кольцо телохранителей расступилось, пропуская и этого человека, и сопровождавших его офицеров. Едва представ перед императором и чуть не задыхаясь, тот объявил, что он специальный связной.
– Итак, в чем дело? – спросил Джегань, внимательно разглядывая с полдюжины сопровождавших его высокопоставленных лиц. Джегань вообще не бывал доволен, будучи побеспокоен, когда голова его занята чем-то другим.
Кэлен прекрасно понимала, что именно она сейчас в фокусе бродивших в его голове мыслей, и что ему хочется скорее затащить ее внутрь и остаться наедине. Время пришло, и он горел от нетерпения заняться ею.
До сих пор он не прикасался к ней никаким неуместным образом. Откладывал все это на потом. Почти так же, как любой город на пути его армии должен был ждать в изнуряющем страхе надвигающуюся атаку, так и она тоже ощущала мертвую хватку всепоглощающего страха, ожидая приближение неотвратимого. Она старалась не рисовать в воображении, что именно он собирался сделать с ней и на что это будет похоже, но не могла думать о чем-либо еще – и не могла унять беспокойно бьющееся сердце.
