Инжуна Каражанова - Альянс Ангелов
— Змейка, — прошептала она иссохшими губами. — Пожалуйста, не дай мне умереть…
— Ты не умрёшь! — плача, сказала Змейка.
Лицо раненной девушки стремительно бледнело, кожа стала синюшной, как у мертвеца.
— Но я уже умерла, Змейка!.. — прохрипела она, и изо рта её выполз червь.
Змейка пронзительно закричала, а мёртвая протянула к ней руки.
— Ты меня убила!
— Нет, неправда! — закричала Змейка.
— Видела ли ты хоть кого-то из своих пациентов после?! — возопил целитель Алмерик, тыча в неё пальцем. — Нет?! Так откуда ты знаешь, что они все не умерли?!
— Нет, нет!.. — Змейка рухнула на колени, зажала руками уши, но голоса звенели в её голове.
— Я так не хотела умирать, а теперь гнию под землёй!
— Сколько жизней загубила!
— Ты позволила мне умереть!
— Мучила несчастных людей, возомнила себя целительницей!
— Убила меня!..
— Змейка! Змейка!
Змейка замотала головой, замахала руками, пытаясь прогнать кого-то от себя.
— Чёрт бы тебя побрал!!! Очнись же!
Змейка открыла глаза и увидела смуглое красивое лицо девушки, показавшееся очень знакомым.
— Пойдём отсюда, — сказала она.
За её спиной пронзительно верещал целитель Алмерик, заходилась в страшном хрипе мёртвая Юна, выкрикивая проклятия, и надвигались окровавленные солдаты, которых когда-то лечила Змейка… Она старалась им помочь, старалась изо всех сил! Неужели… Неужели она действительно их всех убила? К чему тогда вообще жить?…
Змейка вскрикнула — смуглая девушка залепила ей звонкую пощёчину.
— А ну прекрати об этом думать, Гадюка! — зло сказала она.
Змейка растерянно захлопала глазами. Щека болела, и боль, как ни странно, стала прояснять её сознание.
— Сунор?… — тихо спросила она.
Сунор облегчённо выдохнула.
— Слава Луне! Конечно, я. Вставай.
Змейка взялась за протянутую руку Сунор и поднялась. Юна, Алмерик, палата врачевателей — всё стало тусклым, блеклым, ненастоящим. Со всех сторон надвигалась страшная Тьма, и Змейка наконец вспомнила абсолютно всё.
Она крепко сжимала руку Сунор, боясь отпустить — вдруг тогда она опять вернётся в этот кошмар. Сунор морщилась, но тоже не отпускала её. Когда Тьма сгустилась вокруг них, и Измерение, шипя от злости, полностью освободило разум целительницы от наваждения, из которого её вырвала Сунор, та сказала:
— Теперь давай будить остальных.
Ивор постучался в дверь комнаты Джары. Ничего. Он постучался ещё раз.
— Джара, открой, это я! — громко сказал он в щель. Опять постучал.
— Грифон! — раздался сзади весёлый бас.
Ивор, раздражённый и обеспокоенный, обернулся и увидел Варвара. Ламар стоял, широко улыбаясь. Он протянул к Ивору свою здоровенную ручищу и крепко пожал его, поданную в ответ.
— Бестия, кстати, ушла, — сказал Варвар, кивком указывая на дверь комнаты Джары.
В голову Ивора закралось нехорошее предчувствие, и в груди похолодело.
— Ушла? Куда ушла?… Когда?…
Ламар пожал плечами.
— Да вот недавно. Вроде бы в Лес друидов.
— В Лес друидов!.. — выкрикнул Ивор и стремглав бросился к лестнице, чуть не сметя огроменного Варвара со своего пути.
Тот круто обернулся.
— Грифон! Ты что! Куда это ты?
Ивор не ответил. Он промчался сломя голову по коридору, несколькими прыжками справился с лестницей, выбежал в ворота, одним махом преодолел ступеньки Гильдии, ринулся к коню.
Только бы успеть, стучало в голове в ритм частой и звонкой дроби копыт, только бы Джей ещё была жива… Какой же я идиот, что бросил её! Отпустил её одну! Если с ней что-нибудь случится… Только бы успеть!..
Он не успел.
Он понял это уже, когда, перемахнув ручеек у опушки, на скаку въехал под густую сплетённую крону Леса друидов. Но он отказывался верить в то, что произошло самое страшное из всего, что только могло произойти. Отказывался осознать, что самый главный страх его жизни претворился в реальность.
Там, где деревья начинали расти так густо, что пройти можно было лишь пешим, Ивор оставил своего коня, даже не привязав. Ему было совсем не до того.
Сердце стучало, как бешеное, но вдруг замерло — и ухнуло в бездну. Ивор обмер и остановился от шока. Он почувствовал запахи дыма и горелого мяса; до него донеслись истошные, нечеловеческие крики — такие может издавать живое существо, лишь утратив рассудок и волю от невыносимой муки, от нестерпимой боли, от безжалостной пытки…
И он знал этот голос.
Ивор очертя голову помчался дальше. Он знал, что ему уже ни за что не успеть спасти Её. Знал, что случилось непоправимое. По щекам уже текли слёзы, а сердце нескончаемо билось на мириады осколков, и Ивор знал, что эту боль не исцелить ничем и никогда…
— Прости меня, Джей, прости меня… Я виноват… Небеса, что я наделал… Как я мог бросить, как я только мог тебя бросить?! — бормотал он сквозь рыдания — так он ещё не плакал никогда в жизни, — а ноги сами несли его в нужном направлении.
Разум услужливо рисовал самые страшные картины на свете. Если бы Ивору только приснилось такое, он бы и то ходил в трансе несколько дней. От одной мысли, что ему сейчас придётся увидеть это наяву, можно было потерять рассудок…
— Я убью их всех, — процедил Грифон. — Перебью всех до одного… а потом жить будет незачем. Взойду на костёр вместе с тобой, Джей.
Впереди показались деревья, стоило только раздвинуть лапистые ветви которых — Ивор знал это совершенно точно — и откроется друидская поляна. Слёзы застилали глаза, а боль и ярость туманили разум, но Грифон не обращал внимания. Осталось ещё несколько шагов. Ледяная рука сжала все внутренности…
— НЕТ!!! — заорал чей-то женский голос.
Ивор замер от неожиданности.
— Нет, Ивор, не ходи туда, не смотри! — прокричал тот же голос. Он казался смутно знакомым. — Не смотри, ты сойдёшь с ума!!!
У меня уже помутился рассудок, подумал Грифон. Ему не было дела до голосов; он подался вперёд, протягивая руку, чтобы отодвинуть ветви.
Воздух разорвал пронзительный крик; Ивор зажал уши, а потом пришлось зажмуриться — неизвестно откуда в глаза забил такой же пронзительный, как и крик, слепяще-белый свет.
Когда Ивор открыл глаза, вокруг была только Тьма.
— Я люблю тебя, Хаарт, и всегда любила, — шепнула Змейка, заглядывая ему в глаза.
Рыцарь улыбнулся и притянул её к себе. На глазах у него выступили слёзы счастья.
— Я тоже люблю тебя, моя маленькая Змейка! — воскликнул он, сжимая её в своих объятиях.
— Но ты всё равно будешь моим, — медовым голоском пропела Сунор.
