Анатолий Бочаров - Рыцарь из рода драконов
Но вместе с тем, он слушал и ничего не мог с этим поделать.
- Год четыреста восемьдесят седьмой от Воплощения Создателя, - прочитал Гледерик, - год, когда шаткое перемирие между людьми и Древним Народом было нарушено. Фэйри обвинили наше племя в том, что мы вероломно поселились на их землях, придя, как чужаки и воры, и желаем сжить их с белого света. И сказали они, что не будет отныне мира, покуда останется на земле хоть кто-то, принадлежащий к человеческому роду. И что будут наши города вырезаны, и будет наш народ уничтожен, и наша кровь увлажнит землю, и не останется на свете ни единого смертного человека, из тех, кого сотворил Создатель, именуемый ими Белым Богом. И поднялся на севере некто, именующий себя Владыкой Бурь, Бледным Государем, Повелителем Тьмы, и собрал он подле себя всех из фэйри, кто возжелал вести войну с родом человеческим, и было таковых много. И обрушился Повелитель Тьмы на наш народ, и пришел он с саранчой, и пришел он с ледяным ветром, и пришел он с раскалывающими небо молниями, и пришел он с великими силами. И ехали в его свите рыцари фэйри, с лицами, холодными, как дыхание смерти, в доспехах, вырезанных изо льда, с мечами, выкованными из обсидиана, ехали на колдовских конях, что могут скакать равно по земле и по небу. И шли за ними карлики, могучие и многосильные, с молотами, что единым ударом могли разбивать в щепки скалы. И шли за ними гоблины, ощерив клыки и желая убивать, с топорами, как масло резавшими любую броню. И шли за ними иные создания, великие и малые, весь Древний Народ, племя иное, племя чужое, племя бесовское, и шел Древний Народ, чтоб истребить всякое семя человеческое, сколько бы его не нашлось, от одного края света и до другого. И впереди всех ехал Повелитель Тьмы, и был он могуч и темен, и заклинал он холод, лед и ветер, и стихии были покорны его слову.
Голос Гледерика, нараспев, в торжественной и жутковатой манере читавшего хронику о старой и страшной войне, которую до сих пор помнили в Иберлене, звенел набатом и бил, как колокол, и Артур чувствовал, как этот голос вонзается в него, входит, как меч входит в рану, и поворачивается по кругу, медленно что-то в нем изменяя. Комната дрогнула, качнулась и поплыла, сделавшись не совсем реальной, не совсем настоящей, не совсем существующей в действительности, свет камина померк, отдалившись и становясь все более и более призрачным, и точно таким же призрачным сделался весь мир вокруг, и лишь только голос Гледерика оставался четким и внятным, и нельзя было никуда убежать или спрятаться от этого голоса.
- Но род человеческий принял брошенный ему вызов, хотя силы не были равны, и фэйри превосходили род людской во всем. И казалось, что остановить их невозможно. И казалось, что настали последние дни мира, и когда истекут они, больше не будет ничего. Но род людской принял битву. На холме Дрейведен герцог Раген Кардан, что сделался потом первым из королей Иберлена, и Майлер из Дома Драконорожденных, единственный из сидов, кто принял сторону людей и сделался впоследствии первым герцогом Запада, встали лицом к лицу с Повелителем Тьмы и сразились с ним.
Небеса расколола сеть молний, протянувшихся от восточного горизонта и до западного - нет, расколола не здесь, не сейчас, не в Тимлейнском замке, Тимлейнского замка не существовало вовсе, и пройдут многие годы, прежде чем будет заложен первый камень в его основание. Молнии рвали небеса над холмом Дрейведен, где решалась судьба всего, что было в этом мире и чем этот мир мог стать, и Артур Айтверн... нет, его звали вовсе не так, в этом месте и времени он именовался Майлером Драконорожденным... и Майлер Драконорожденный видел, как мелькает меч в руках его родного брата, называющего себя отныне Повелителем Тьмы, и как с каждым пронзающим пустоту выпадом в небесах рождается новая молния, водопадом пламени низвергающаяся вниз, прямо на тающие человеческие полки, и без того теснимые армиями Древнего Народа. Майлер Айтверн видел это, видел, как перекошено от торжества и ярости лицо его родича, и ничего, совсем ничего не мог сделать, потому что цепи заклятия связали его, не давая сделать ни единого движения, и всей магии, отпущенной Майлеру, было недостаточно, чтобы порвать сковавшее его обездвиживающее заклятье и вновь сделаться свободным. И в нескольких шагах от него застыл Раген Кардан, точно такой же беспомощный здесь и сейчас, погребенный под обрушившейся на него Силой. Обычно загорелое лицо Кардана сейчас побелело от напряжения, мышцы на руках вздулись, он пытался сделать хотя бы единственный шаг, нанести хотя бы один-единственный удар по врагу. Дурак, ради чего он старается, неужели не понимает, что никакая смертная воля не сможет сломить эльфийские чары! Наивный, глупый человек... Майлеру сделалось жаль своего все еще ведущего бессмысленную битву друга, не понимающего, что все уже проиграно и потеряно, и никакая сила уже не способна переломить ход этого сражения, выигранного Повелителем Бурь. А кто-то другой, внезапно проснувшийся внутри Майлера, кто-то, кого-то он не знал и знать не мог, кто-то отчаянно юный и смелый, вдруг пожелал Рагену Кардану удачи. И еще этот "кто-то" неудержимо и пламенно, так, как это могут делать лишь люди, презирал Майлера Айтверна.
А Бледный Государь меж тем остановился, прекратив свой смертельный танец, и поднял обсидиановый меч к небесам, обращаясь к своему брату:
- Вот и все, Майлер. Я предлагал тебе остаться с нами, но ты не захотел. Твое право и твой выбор. Знай, что убивать тебя я буду с тяжелым сердцем, - на бледном благородном лице темного владыки печаль перемешалась с решимостью. Он встал в боевую позицию и двинулся к превратившемуся в неживое изваяние родичу. Майлер сосредоточился, прикидывая, что же еще он может сделать, лишь бы только помешать врагу - и понял, что ничего. Все ведомые ему заклятья, все доступные ему чары, вся отпущенная ему колдовская власть сделались прахом и пеплом в сравнении с могуществом приближающегося к нему Повелителя Тьмы. Осталось лишь умереть. Время пришло. Он выбрал удел смертного, но не знал, что удел смертного настигнет его столь скоро.
И тогда, когда Бледный Государь уже подошел к своему брату на расстояние удара, и поднял свой обсидиановый клинок, и был готов его опустить - в тот самый миг цепи заклятья, ледяными браслетами сковавшие тело Рагена Кардана, вдруг разлетелись в мелкую стеклянную пыль, и этот глупый, наивный человек, желавший победы так глупо, наивно, страстно и яростно, как могут желать победы одни только люди, порвал своей кипящей волей оковы магии и бросился вперед, выставив клинок. И острие его клинка вонзилось Владыке Бурь под ребра и прошло все глубже и глубже, разрывая плоть и дойдя до самого сердца.
