Ник Перумов - Черное копье
Вестфольдинги, как бы поддаваясь сильному давлению, отступили ещё дальше от берега; теперь на свободном пространстве за спинами наседающих хеггов и ховраров уже мог развернуться не очень крупный конный отряд.
Но тут первые из лезших на кручи хеггов добрались наконец до излома скатов; хоббиту и части лучников пришлось взяться за мечи. Нет смысла тратить ставшие драгоценными стрелы – умирая, хегги сваливались вниз, где нельзя было даже выдернуть стрелу из тела.
И, взявшись за мечи, лучники марки тем не менее помнили строгий приказ и, посопротивлявшись для вида, начали постепенно отходить, сберегая силы и жизни свои.
Врагу принадлежал уже обширный кусок западного берега; атакующие оттеснили вестфольдингов даже от баррикады; с визгами помчались вперёд первые перебравшиеся всадники – истерлинги, а по дороге уже валом валили разнообразные войска, конница смешивалась с пехотой.
Переправлялся враг широко, как только позволял отвоёванный участок. К кручам приставляли лестницы; пехота брала правее или левее, освобождая место для конников.
Понимал ли враг, что его заманивают в ловушку? Всё говорило за то, что полководцы Олмера увлеклись наметившимся прорывом в центре; но, с другой стороны, один раз, на Андуине, роханские стратеги уже просчитались; и если Олмер сознательно бросал полки в расставленную западню, это значило, что у него уже готов контрплан – то ли вновь последует удар с неожиданного направления (хотя на сей раз ударить вроде бы неоткуда), то ли Вождь рассчитывает на многочисленность своих войск, полагая, что на них уже не хватит никакой роханской засады… Подобные мысли неотвязно преследовали Фолко: уж слишком всё шло гладко, враг послушно сунулся в насторожённый капкан, и сунулся, как медведь, не когтем, а всей лапой.
Добрая миля берега оказалась уже в руках Олмера. Его пешие воины пытались расширить занятый участок, но натолкнулись на подоспевших роханских конных стрелков и, не успев сбить строй, разбежались, не выдержав губительного ливня стрел.
Бой кипел на крыльях Олмерова прорыва, но основная масса его войск, подпираемая задними рядами, пёрла и пёрла очертя голову вперёд, преследуя отступающую пехоту марки, лучников и копейщиков да немногих всадников, изо всех сил изображавших панику.
Фолко отбегал вместе со своими на тридцать-сорок шагов, останавливался, стрелял, тщательно выбирая цель – самых заметных и хорошо вооружённых воинов Вождя, – и снова отбегал. До мечей дело не доходило, так вот, обгоняя пеших, на простор заисенской равнины вырвались конные стрелки – истерлинги, и началась жаркая схватка.
«Пошлёт Олмер в бой ангмарцев и главную силу хазгов – значит, уверовал, что прорыв его войск не подстроен», – отбиваясь мечом от шального хегга, оказавшегося далеко впереди своих, успел подумать хоббит; руки не требовали вмешательства сознания: глаза видели не только противника, разум же старался уяснить, что происходит на всём поле, а не только под носом.
С этим хеггом Фолко рубился долго – враг был немал ростом, и хоббит то ли от усталости, то ли ещё почему никак не мог подобраться достаточно близко; его противника походя срубил один из воинов его двух десятков – и, подняв голову, Фолко увидел скакавших по полю ангмарских арбалетчиков. Ударная сила, гвардия Олмера! Самые верные, сильные и упорные, верящие в него, как в Бога.
Если уж они посланы в бой – значит, Олмер уверовал в победу. Но что это? Рядом с ангмарцами плотной массой накатывался строй низкорослых, похожих на гномов воинов с кривыми мечами и короткими копьями… Неужто?!
– Урук! Урук! Вар хай урук-хай!
«Всемогущий Эру, орки Сарумана! Ну, держись, ребята!»
Подражая вестфольдингам своим плотным строем, большой отряд здоровенных орков мчался прямо на застывшую и качнувшуюся вперёд – чтоб не попятиться от удара – роханскую фалангу. Лучники нашли наконец себе главную цель.
Яростная битва разгорелась по всей дуге, с трудом удерживаемой воинами марки. Почуяв успех, враги давили как безумные. Всё новые и новые отряды появлялись на западном берегу, всё с большими трудностями и потерями сдерживали их роханцы.
Юноша-подносчик бросил хоббиту толстый пук стрел.
– Последние! – крикнул он и соскочил с коня, вытаскивая свой ещё не взрослый меч и устраиваясь рядом с хоббитом.
К полутора сотням лучников, что стояли изначально на правом крыле роханского боевого порядка возле переправы и где были два отданных под начало Фолко десятка, прибились ещё сотни две воинов – кто из потерявших коня всадников, кто из отбившихся от главного строя пехотинцев; орки сцепились с фалангой, а на товарищей хоббита выпало грудью встретить удар ангмарцев.
Их командир совершенно правильно нащупал самое слабое место в боевых порядках воинов марки; здесь было мало копейщиков и щитоносцев, а лучники… что ж, победа стоит потерь.
На сжимающийся строй во весь опор мчалась ангмарская кавалерия. Вились чёрные плащи, клич «Анг-мар! Анг-мар!» перекрыл грохот боя; хоббиту на миг почудилось, что он вновь на поле под Аннуминасом.
Однако это был не Аннуминас. Это была Исенская дуга, и не стоял рядом несокрушимый хирд, не вздымалась стальная щетина копий; три с небольшим сотни мечников и стрелков – против нескольких тысяч ангмарцев. Вал конских морд близился, близился, копыта пожирали степь, и первые ряды атакующих уже подняли арбалеты…
– Два пальца влево, бей! – что есть мочи заорал Фолко, давая своим поправку на ветер, и отпустил тетиву.
Никогда, ни до, ни после, не стрелял Фолко быстрее и лучше. Он забыл об оружии в своих руках; смерть словно сидела у него на подтянутой к уху руке. Время услужливо приостановилось, и он успевал всё. Рука тянула тетиву, отпускала, тотчас набрасывала следующую стрелу, а глаза уже намечали очередную цель – и вновь визг сорвавшегося оперённого древка и звонкий удар тетивы по иссечённой сотнями подобных ударов рукавице на левом запястье…
Ангмарцы скакали и падали. Валились кони, валились люди, точно сама Смерть ткнула в них своим костлявым перстом. Считаные сажени оставалось проскакать передним, чтобы врубиться наконец в кучку дерзких…
Но они их не проскакали. Первые десятки конников, уже натянувших тетивы арбалетов, выбило начисто; валящиеся лошади заставили коней, мчавшихся за ними, прыгать, чтобы не свалиться самим, и первый залп арбалетчиков пропал, считай, даром, а второго уже не смогли дать слишком многие из тех, кто разрядил своё оружие…
Двенадцать стрел в минуту обязан был выпустить мастер стрелкового боя, желая подтвердить своё звание. Этот рубеж многократно превзошли почти все, кто оказался в тот день рядом с хоббитом, и их стрелы не пропали даром – казавшийся несокрушимым, неодолимым, клин ангмарцев рассыпался, разбился точно так же, как под толстыми арбалетными болтами тех самых воинов Олмера некогда рассыпались плотные ряды арнорских панцирников…
