Юлия Латaынина - Сто полей
Даттам бросился к причалу.
С баржи бросили швартовы, один из горцев, приплясывая, заводил их за причальную тумбу, кое-кто из набившихся на пристань вытягивал головы, чтобы лучше видеть, Даттам бросился вниз, распихивая народ, и когда он выскочил к сходням, он увидел, что по палубе баржи волокут человека в шелковой храмовой куртке.
– Это что такое? – гневно закричал Даттам.
– Это твоя собственная баржа, торговец, – ответил Арфарра, – по твоему указанию твои друзья скупали на казенном складу машины! Или ты забыл, что они отныне запрещены?
Человек упал на палубу, полежал и вскочил, и Даттам с изумлением и бешенством узнал в нем Ванвейлена.
Дальние ряды продолжали вертеться, ближние останавливались и обступали спорящих чиновников. Из трюма баржи выволакивали остальных чужеземцев.
– Долой станки! – закричал кто-то в толпе, – если бы богу были угодны машины, он сотворил бы их вместо людей!
– Это не мой груз и не мой человек, – закричал Даттам, – это твой шпион!
– Этот человек, – заорал Арфарра своим воинам, указывая на Ванвейлена, – убил позавчера Эльсина Синий Бок и Бершу Тигренка, чтобы похитить Янни, дочку наместника, – и он привез девицу тебе!
Воины загудели; товарищи покойного сотника вытащили мечи и стали пропихиваться через толпу.
– Ты и этот человек убили Марбода Кукушонка, – заорал Даттам, – и это так же верно, как то, что ты убил и предал Баршарга!
Воздух вокруг шелестел и плавился; Даттаму казалось, что призраки мертвых слетаются к пристани и тоже пустились в пляс.
– Этот человек купил по твоему приказу и привез сюда новые станки, – продолжал Арфарра, – и голос его, обычно негромкий, звенел и летел над вертящимися рабочими и над воинами, ударяющими мечи о ножны, – и этот человек по твоему приказу убил Баршарга Белого Кречета, как двенадцать лет назад ты убил и съел его брата!
– Нет здесь никаких станков! – заорал Даттам, выхватывая из ножен меч.
– Ломайте ящики, – распорядился Арфарра.
Ванвейлен, стиснув зубы, смотрел перед собой.
Даттам стоял у сходней, в простом желтом платье и с двуручным мечом в руке. Его прикрывали десять боевых монахов; за ними, как гончая свора, готовая сорваться с поводка, приплясывали варвары в красных доспехах, и за ними пристань и берег покрывала многотысячная толпа, и вся эта толпа вертелась и орала, и было ясно, что воины сметут их через минуту после того, как Арфарра подаст знак, а толпа растерзает клочки. Ванвейлен вспомнил, как позавчера толпа на его глазах волокла по городу нагой труп экзарха. «Ну вот и все, – хладнокровно подумал Ванвейлен, – ты не доверился Даттаму, ты не доверился Баршаргу, ты стал заложником своих тайн, как храм Шакуника, и кончится это, без сомнения, очень плохо».
По палубе, под присмотром стражников, двое членов его команды волочили обшитый досками куб.
– Тяжелый, сука! – кричали стражники, – один чугун!
Арфарра взбежал по сходням и теперь стоял в трех шагах от Ванвейлена; рука нового аравана провинции в белой боевой перчатке лежала, почти сомкнувшись, на рукояти меча. Ванвейлен стоял безоружный; толпу и баржу разделяли полметра воды, Ванвейлена и Арфарру разделял железный контейнер, Ванвейлен совершенно точно знал, что находится в контейнере: десять тяжелых веерных лазеров.
– Ломай!
Железный лом вошел под доски. Ванвейлен взглянул на Бредшо, и Бредшо коротко кивнул. «Ты перехитрил сам себя, Арфарра. Твои соглядатаи не буду играть моей головой».
– У-а! – орала толпа.
Треснула крышка; глаза Арфарры глядели в глаза Ванвейлена, и снова, как в тот вечер в Ламассе, в них не было ничего: ни сострадания, ни дружбы, ничего, кроме холодного расчета искусного игрока в «сто полей», рассчитывающего на тридцать ходов вперед.
Что-то хлопнуло Ванвейлена по ногам, словно ветер пронеслось у лица, и Ванвейлен увидел, что на палубе они не одни, и что на железном ящике вертится Сын Ира.
Шаман вдруг остановился, широко расставив ноги, кулак его ткнул Ванвейлена прямо в грудь, и он закричал высоким, как у птицы, голосом:
– Убирайся!
Ванвейлен шагнул назад и упал на задницу, а когда он стал подниматься, то увидел, что толпа вдруг куда-то пропала, и солнце в небе сияет, как раскалившийся страшный глаз, и он стоит на палубе бок-о-бок с Арфаррой, а перед ними, с босыми ногами и в белых нешитых одеждах, стоит человек, которого он никогда не видел живым.
Мертвым он его видел позавчера, в ночь, когда толпа играла его головой и стучалась ей в ворота богачей.
– Ты видишь, – сказал Харсома, – мне больше не нужен ваш корабль. Я могу ходить по звездам босиком.
У ног экзарха, опираясь на меч, сидел синеглазый человек в белом плаще, таком тонком, что из-под него виднелись кровавого цвета доспехи.
– Кто эти люди? – хрипло сказал Арфарра.
– Не дай бог тебе этого понять, – засмеялся экзарх.
Лицо Арфарры было бледнее мела. На лбу выступила кровь.
– Правитель, – сказал Арфарра, – ты знаешь, что я служил тебе верней, чем раб. Если бы мне приказал прыгнуть в пропасть, я бы прыгнул. Но ты погиб, а государство должно быть едино. Эти – кто?
– Ты убил моего сына, – сказал экзарх, – ему было шесть лет.
Арфарра молча опустил голову.
– Убирайся, Клайд, – сказал араван Баршарг, – ты больше не нужен злому богу. Ты уже сделал все ошибки, какие мог.
– Вы мертвы из-за своих ошибок, а не из-за моих, – рассердился Ванвейлен, – вы все порядочно наделали ошибок. Если хотите знать, вся ваша история – цепь ошибок. Начиная с государя Иршахчана, если он, конечно, в самом деле существовал.
Араван Баршарг надменно выпрямился.
– Я мертв из-за своих решений, а не из-за своих ошибок, – сказал Баршарг. – И те, кто умерли вчера и умрут еще – они умрут из-за решений Арфарры. А не из-за его ошибок. Есть ситуации, в которых нет хороших решений. Какое бы ты ни выбрал – оба решения будут злом. Поэтому ты не принимал решений вообще. Ты делал только ошибки.
– Я могу чего-то изменить? – спросил Ванвейлен.
Баршарг усмехнулся, и Ванвейлен вдруг увидел, что он уже не на палубе, а на пристани, – и это была та самая пристань, на которой он стоял три дня назад, когда Баршарг предложил ему вместе ехать в столицу; и в синей анилиновой воде все так же плещется желтое солнце, и на другому берегу дымятся войсковые котлы, и перед ним стоит стоит человек в белом мокром плаще, облепившем доспехи, и его латная рукавица лежит, шипами вверх, на рукояти меча.
– Воины отдохнули. Вы можете ехать со мной. Вы и ваши товарищи.
К этому времени Ванвейлен не сомневался, что все, что он видит – сон, или наведенная галлюцинация, или Арфарра опять рассыпал по палубе какой-нибудь наркотик.
