Игорь Анейрин - Бремя власти
— Дай мне свою руку, — вдруг потребовала она.
Гуго нерешительно протянул руку вперёд; Алиенора крепко ухватила его за ладонь. Прикосновение её было холодным и каким-то пронизывающим; пальцы Гуго словно свело судорогой. Он сделал попытку выдернуть руку, но у него не получилось; холод стремительно потёк по венам. Гуго не мог вздохнуть. Захрипев, он завалился набок, дёргаясь на полу, как червяк.
Слегка приподняв одну бровь, Алиенора внимательно смотрела на него. Потом отпустила его, тихонько засмеявшись. Широко раскрытым ртом Гуго хватал воздух подобно рыбе, выброшенной на берег.
— Ну, вот видишь… У тебя тоже в жизни много неприятностей, не так ли? Но о чём сейчас ты кричал мне? Всем своим нутром?
Она откинулась на спинку кресла.
— Ладно… ты можешь идти. Я не держу зла на тебя. И передай Бланке, что я скоро приду к ней. И мы поболтаем… как старые подружки. Передай ей… — Алиенора вдруг на мгновенье задумалась. — Хотя, вот что. У меня есть для неё подарок.
Гуго, дрожа от слабости, неловко уселся на полу.
— Пода-рок? — заикаясь, спросил он.
Алиенора улыбнулась.
— Да. Она ведь наверняка рада будет увидеть своего отца? Сейчас я принесу его. Подожди здесь.
— Как?!
Алиенора встала; проходя мимо Гуго, легонько потрепала его по голове. Юноша вздрогнул. Она указала на столики рядом с креслом.
— Смотри: мои любимые всегда со мной. Будет справедливо, если она тоже получит свою долю.
— О, боги…
Алиенора звонко расхохоталась.
— Да не бойся ты. Я положу её в мешок. Лошади не очень любят такой… груз. Жди меня здесь.
Что-то напевая себе под нос, она вышла, легко ступая. Гуго колотил озноб. Сумасшедшая… О, боги, она сумасшедшая. Миртен говорил же тогда, в Бараш-Дуре: Бремя Власти иссушает душу. Иссушает и убивает, превращает её в тень. Сумасшедшая.
Вдруг он замер, увидев нечто. Прямо под правым столиком. Небольшой деревянный ящик с бронзовыми оковками. Тысячи мыслей одновременно пронеслись у него в голове. Дверь может закрыть любой, сказал Миртен. Любой.
Гуго на четвереньках ринулся к ящику. Тот был заперт. Трясясь от возбуждения, он нервно крутил его в руках, потом принялся нажимать на все его стороны.
— Гуго! Иди сюда!
Ящик открылся. Камень лежал там. Дрожащими руками юноша запихнул его в свою заплечную сумку, закрыл ларец и торопливо задвинул его обратно под столик. Затем вскочил и ринулся вниз по лестнице, еле держась на подкашивающихся ногах.
Алиенора стояла посреди холла; в руках она держала холщовый мешок.
— Вот. — Она протянула его Гуго. — Иди. И ты должен поторопиться. Мои… м-м, друзья ночью ведут себя очень странно. Они — как непослушные дети. Стоит отвернуться на мгновенье, и уже приходится сердиться, чтобы они не натворили чего. Но я попридержу их… пару-другую дней. Чтобы она смогла насладиться моим подарком.
Кивнув на ходу, Гуго схватил мешок и выбежал во двор.
Глава 41
КРОВАВЫЙ ЛУГ
Стон стоял над Кровавым Лугом.
Многоголосый человеческий крик, заглушаемый лишь безумным свистом чёрных чудовищ. Огромные шатры раскачивало, а палатки срывало с места дикими порывами леденящего ветра. Чёрного ветра, ибо его принесли с собой тени.
Лишь стоило солнцу скрыться за горизонтом, как на южных холмах возникли они. Появились из ниоткуда. Воздух потемнел и сгустился, плотными языками тумана пополз вниз по склонам, приобретая формы высоких, на две головы выше человека фигур, как будто одетых в длинные рваные плащи. Из-под капюшонов на людей смотрели бесформенные вытянутые морды с колышущимися дырами вместо глаз. Каждое движение чудовищ сопровождалось лёгким потрескиванием, а на землю под их ногами ложился сверкающий иней.
Тысячи тысяч теней. Мириады теней. От запада до востока, насколько хватало взгляда, холмы дрожали и текли, словно чёрный океан, внезапно вышедший из берегов, гигантскими волнами хлынул на Корнваллис.
А над бушующим прибоем непостижимым образом стояла она. Тонкая женская фигура в ослепительно белом платье как будто парила в воздухе, широко раскинув в стороны руки. Ветер развевал её волосы.
— Она поёт… поёт, — шептали солдаты. То и дело поскальзываясь в весенней грязи, они торопились вперёд, выстраиваясь в длинные шеренги, с замиранием прислушиваясь к словам непонятной песни, которые доносили до них порывы холодного ветра.
Блио нарядное своё
Достать она велела,
И плащ с пурпуровой каймой,
Что здесь скроили ей самой.
Всё ей принесено тотчас:
Вот нежный мех, парча, атлбс,
Вот платья шёлк лоснится гладкий
На горностаевой подкладке.
И украшенья золотые —
А в них каменья дорогие:
Зелёный, алый, голубой
Чаруют пышною игрой.
А сверху, ворот замыкая,
Сверкала пряжка золотая
С двумя бесценными камнями,
Где алое горело пламя:
Из этих двух камней один
Был гиацинт, другой — рубин…
Плащ горностаем был подбит,
На ощупь мягок и на вид.
Красивей мало кто видал,
А ткань повсюду украшал
Узор цветочный и густой.
И многоцветный — голубой,
Зелёный, красный, жёлтый, белый…
* * *
Лошадь под ним пала. Пара-другая дней, мысленно бормотал Гуго, нахлёстывая своего каракового жеребца. Дьявольщина, успеть бы.
Спать по ночам почти не удавалось, хотя глаза слипались от усталости. Есть — тоже. Гуго с трудом заставлял себя проглотить на обед несколько кусков.
В еде недостатка не было: по дороге в Марч он миновал с полдюжины деревень, и в каждой из них всегда находилось хотя бы по палке колбасы и краюхе хлеба. Деревень пустых и безжизненных, с наспех заколоченными ставнями и дверями. И ни одного человека. На всем пути от Дубрена. Ещё слава богам, что он знал дорогу. По пути в Лонхенбург Миртен показал Гуго эту малоприметную развилку, перед которой, чуть накренившись, стоял древний каменный столб.
— Это — поворот на Марч, — сказал маг. — Отсюда до замка всего несколько часов ходу.
Помнится, Гуго тогда слегка поёжился, разглядывая уходящую в горы дорогу, которая постепенно сужалась, превращаясь в жутковатого вида пещерный проход, зажатый с боков нависающими скалами, а сверху почти закрытый переплетением корявых деревьев.
Его глаза застилало потом, а всё тело зверски болело от четырёхдневной скачки, когда лошадь споткнулась и кубарем покатилась вниз с очередного пригорка, а сам Гуго, по счастью вылетевший из седла, больно шлёпнулся о землю, уткнувшись лицом прямо в заросли колючего кустарника. Коня пришлось бросить: взмыленное животное, всё в хлопьях пены, хрипя и подёргивая ногами, лежало на дне овражка. Ещё хорошо, что до того столба оставалось не больше трёх-четырёх миль. Отряхнувшись и проверив на всякий случай содержимое своего мешка, Гуго продолжил путь.
